Бог ненавидит нас всех

— Дафна встретила того, кого ждала всю жизнь. Его зовут флуоксетин. Иначе говоря — прозак. И смею вас заверить, это была любовь с первого глотка.

В таком радостном, я бы даже сказал, бурлящем настроении Дафна, пребывающая в психушке, напоминает мне, скорее, персонаж из комедийного сериала типа «Веселых солдатиков», чем трагическую героиню из какой-нибудь женской версии «Пролетая над гнездом кукушки». Я даже начинаю завидовать ее новой жизни: можно ни о чем не думать, наблюдать за окружающими тебя колоритными типами, а главное — никаких тебе стрессов. Ну, может быть, кое-что на Дафну и давит — когда мой отец все-таки смилостивился и позвонил в полицию, чтобы отозвать свое заявление, ему сказали, что, вне зависимости от его гражданского иска, уголовное дело все равно будет заведено; понятно, что абсолютно сухой из этой мутной воды ей выбраться не удастся, но тем не менее после недавнего разговора с Ларри Киршенбаумом она уверена, что до реального лишения свободы дело не дойдет.

Монеты, имеющиеся в моем распоряжении, уже на исходе, и вдруг Дафна спрашивает, нет ли новостей о ее отце. Я обещаю ей немедленно перезвонить детективу и выполняю обещание, едва повесив трубку. Этот разговор, в отличие от предыдущего, надолго не затягивается.

— Хорошо, что позвонил, — говорит Генри Хэд. — Если найдется время, заглянул бы ты ко мне в офис.

Офис частного детектива, естественно, расположен в самом сердце района, не без оснований названного Адской Кухней. На втором этаже, нависающем над витриной с объявлениями, обещающими клиенту все что угодно, от фальшивых паспортов и удостоверений личности до XXX-шоу вживую, я нахожу скромную дверь, на затемненном стекле которой по трафарету краской из баллончика выведено: «Детектив Хэд. Частные расследования». В маленьком кабинете нет никого, кроме самого Генри Хэда собственной персоной. Никакой секретарши здесь, похоже, никогда и не было. Хозяин кабинета сидит, откинувшись на спинку стула и, естественно, положив ноги на стол. На нем спортивный костюм, одетый, скорее, чисто по приколу. Судя по всему, со спортом Генри Хэд не дружит: весит он, наскоро прикидываю я, фунтов триста, не меньше. Он кивает мне в знак приветствия и, прежде чем поздороваться, проталкивает себе в глотку половину здоровенной булочки «Твинки» с жирным кремом, заливая это дело изрядным количеством лимонада «Снэпл».

— Завтрак, — сообщает мне Генри и тотчас же уточняет: — Второй.

Затем делает гостеприимный жест рукой, предлагая присесть на офисный диванчик, сплошь покрытый пятнами загадочного и, я бы даже сказал, сомнительного происхождения.

— Чувствуй себя как дома, — говорит мне детектив.

Из гигиенических соображений я пристраиваю свою задницу не на сам диванчик, а на подлокотник. В углу кабинета позвякивает нагреватель, загоняющий температуру в помещении градусов на пять выше комфортной цифры. В этом смысле здесь и вправду все как у меня дома.

— Ты хотя бы примерно представляешь, сколько Питеров Робишо живут или зарегистрированы только в нашем округе на стыке трех штатов? — спрашивает меня Хэд.

Я в ответ лишь мотаю головой.

— Я тоже понятия не имею. Может быть, когда у нас на каждом углу компьютеры будут, в этом плане станет легче. Ну а пока — только «Белые страницы». Он поднимает со стола и демонстрирует мне телефонный справочник.

Моя внутренняя температура резко поднимается. Если я еще и не киплю, то по крайней мере уже достиг градуса этой комнаты.

— Минуточку, — говорю я. — Давайте-ка кое-что уточним. Итак, я заплатил вам пятьсот долларов за то, чтобы вы пролистали телефонный справочник?

— Сынок, а ты слышал, что такое бритва Оккама? Это великая философская мудрость, сформулированная в одной фразе. Цитирую: «Кратчайшим расстоянием между двумя точками является прямая линия».

— Позволю себе уточнить, — заявляю я, радуясь, что семестровый курс философии, который я успел прослушать в колледже, пригодился мне хотя бы раз в жизни. — На самом деле максима, именуемая бритвой Оккама, гласит: «Простейшее объяснение любого явления или события обычно оказывается самым правильным».

— Неужели? А не врешь? А как тогда называется эта хрень про прямую линию между двумя точками?

— Я думаю, что она так и называется: хрень про прямую линию между двумя точками.

Детектив в притворном смирении подносит сложенные ладони к груди, слегка кланяется и замечает:

— Я никогда не претендовал на то, чтобы меня называли великим мудрецом.

— Ну и что, есть в справочнике Питер Робишо?

— Этих твоих Робишо там четырнадцать штук. — Хэд листает лежащий у него на столе блокнотик на пружинке, что я склонен воспринимать как обнадеживающий признак. — Из них парочка умерли в Центральном округе. По крайней мере я получил информацию, что свидетельства об их смерти выданы в Квинсе. Ты даже не представляешь себе, насколько легче работать, когда человек, которого ты ищешь, успел обзавестись законным, оформленным по всем правилам свидетельством о смерти.

— Думаете, он умер?