Бог не Желает (ЛП)

- К чему бродить по здешним землям, Рент от Серебряного озера? Имассы пошли за стадами. Мы, Жекки, шли за ними. Стен льда больше нет. На юге будет резня. Став владыкой Жекков, я разорву все клятвы. Нет, мы будем искать тех, что способны драться; отбирать слабых и питаться их телами, став жирными и богатыми, упившись свежей кровью.

- Я странствую к горным Теблорам.

Нилгхан фыркнул снова. - Тогда спеши.

- Я шел с другом, охотником. Его звали Дамиск.

Взгляд Жекка поднялся, ловя Рента. - Дамиск. Который впервые вышел к Имассам, решив с ними торговать, но едва убежал, оставив тела по всему берегу. Дамиск? Не говори, что Нилгхан легко раздает похвалы, но Дамиска трудно убить.

- Это похвала?

- Среди Жекков нет хвалы выше, чем сказать, что кого-то трудно убить. Ну же, используй свой смешной ножик и нарежь мяса. Ешь, пока не заболит брюхо.

- Мой нож не для резки мяса.

- У тебя талант намекать, Рент. - Нилгхан принялся пилить мясо своим ножом. - Может статься, я убью тебя рано или поздно. Тогда заберу смешной ножик себе. - Он протянул мясо Ренту.

Тот взял. Обугленное снаружи, сырое внутри. Сок покрыл руки и подбородок. - Что такое бхедрин? - сказал он, проглотив первый кусок.

- До прихода льда мы знали один вид бхедринов. Но я видел бхедринов, которых пасут и едят южные ривийцы. Они меньше, рога короткие. Убивать их будет легко. - Он указал ножом на окорок. - Этот настоящей породы. Вдвое больше южных, длинные рога по сторонам. - Он раздвинул руки. - Вот такие. Своры должны работать вместе, чтобы завалить такого.

- Но ты один.

- Этот был смертельно ранен. Раны заставили подумать о сером медведе, но слишком большом. И он не жрал его, и даже не пометил добычу. Признаюсь, я дрожал, отделяя себе часть. Серый медведь с лапами, способными разом сломать все ребра? Невероятно. - Он пожал плечами. - Не стану говорить, что убил эту добычу.

- Как вкусно.

- Разумеется. Я учился готовить у людей юга.

Глава десятая

Обычай привычки и взгляды менять рождает миров бесконечности, возможностей круговороты, и женщины бродят в воображенья тенях, мужчины же, встав на колени, сжимают руках чаши с прахом.

И как заблудиться тебе средь посеянных судеб, когда открывается истина? След, что, казалось, развеется ветром, вдруг времени кровью предстал и плотью земли. То, что не сбылось, записано в сердце твоем, и затруднен каждый шаг исходами шалостей мелких, бездумных капризов. Вселенной своей ты несешь тяжкий гнет, а в ней мириады вселенных иных.

"Апокрифы духа затишья пред бурей", из "Вороньей книги" от монахов Г"данисбана.

Дамиск спустился с полки утеса и бродил по берегу. Там было полно принесенного волнами плавника, даже больше, чем можно было ожидать. Он осматривал груды выбеленного солнцем и водой дерева, ища следов обработки: пропилов или зарубок топора. Ничего. Было странным лишь то, что преобладали вывернутые с корнем деревья, будто после наводнения.

День был жарким; казалось, сразу за небольшим изогнутым пляжем дно опускается в неизмеримые глубины. Когда придет шторм, волны измолотят залив, вздымая брызги до самой пещеры. Нет, пляж не был надежным убежищем.

Сняв мокасины, Дамиск зашел в море. Теплая вода погладила усталые стопы. Он отошел недалеко, обернулся. Над устьем пещеры нависал козырек в три роста высотой, над ним виднелись кусты. Влезть туда было бы нелегкой задачей: каждый слой породы выдавался дальше - еще одно доказательство, что весь утес вырезал волнами.

Единственный путь домой, решил он, таится в пещере - точнее, в древнем садке, что лежит в ее глубинах. Но это дело ненадежное. Он был голоден, и мысль снова погрузиться в ледяную тьму с ноющим желудком и скудным запасом пищи его вовсе не прельщала. Нужно было поохотиться.

Он вернулся на берег и сел на бревно, подождал, пока обсохнут ноги. Натянул мокасины. Затем, убедившись, что лук и немногие оставшиеся стрелы не вывалятся из колчана, полез наверх.

Это было нелегко; он стал слабее, чем думал, было трудно искать надежные опоры для рук и ног. По пути попадались птичьи гнезда, но давно брошенные, истерзанные непогодой. Ни яиц, ни птенцов. Увы. Впрочем, он и птиц здесь почти не видел.

Наконец Дамиск добрался до пучков травы, нашедшей себе место среди источенного камня и песка. С опаской повис на гребне, держась лишь руками. Но камни выдержали, и он ухитрился затащить тело за край, перекатился по сравнительно ровной поверхности.