Дорога стала грязной, камни вывернуты, повсюду борозды. Скоро может показаться команда рабочих для починки. Они будут браниться и сыпать проклятиями, в жарком дневном воздухе повиснет запах навоза и травы, но мало кто вообще заметит, что сменилось время года.
Поглядев налево, он изучил озеро, замечая, как плывет облаками взбаламученный ил. Там и тут воду пятнали туши. Здешние воды были холодными.
И тут он застыл, щурясь. Что-то еще билось в воде. Он смотрел, пока не уверился, что видит поднимающуюся и падающую руку. Поискал днище перевернувшейся лодки - но пловец, казалось, был там один.
И был обречен.
Если не помочь, его станут преследовать укоры совести. Он был уверен. Равнодушие имеет свою цену, он устал ее платить. Человек побежал, пересекая мосток над Вонючим ручьем, к берегу, на который вытащили рыбачьи лодки. Так рано весной рыба и угри еще дремали в донном иле. Выползание угрей на мелководье и в луговые ручьи случится через месяц. Даже здесь год имеет тощие сезоны, и сейчас как раз был такой. Почти все лодки никто не трогал с осени.
Никого не было на берегу. Слишком раннее утро. Однако он заметил скиф старика Капора, старый рядом с новой лодкой. Скиф прохудился, его не спускали в воду с прошлого лета, но охотник взял его. Старина Капор не сильно обидится, ведь наверняка оставил суденышко на выброс.
Он перевернул скиф, бросил внутрь зайцев и потащил лодку на воду. Пловец еще виднелся, хотя рука двигалась тяжелее.
Через несколько мгновений скиф был на воде, охотник прыгнул внутрь. Не ставя мачту - ветра почти не было - он вложил весла в уключины на ветхих выветренных бортах.
Гребля была тяжелой, непривычной работой, и вскоре он покрылся потом. Оглянулся на берег: показались первые жители, темные фигуры на Центральной улице. Затем первый рыбак сошел на пляж с ведром в руке. Не Капор. Может, Вихун, он ходит такой вот раскорякой. Рыбак помялся, заметив охотника на озере, но затем пошел дальше. Вихун не был наделен избытком воображения и мало чем интересовался.
Охотник поднял весла, повернувшись, поискал пловца. Протекло несколько вздохов, и ничего. Рука уже не поднималась в отчаянных взмахах. Охотник уложил весла на борта и осторожно встал, широко расставив ноги, чтобы лодчонка не качалась. И увидел. Вон там... или нет? Плавает, но неподвижно.
- Дерьмо. - Он сел и схватил весла, принявшись грести.
Взор его был уже не столь острым. Но там человек, прицепившийся к вздутому телу карибу. Он был уверен. Плечи болели, так сильно он налегал на старые весла.
Ренту снилось, что он стал очень маленьким. Сначала пропали ноги, потом руки и почти все тело. Он был лишь плечами, шеей и головой, и всё это покоилось на вонючей мокрой шкуре странного зверя, как на плавучем бревне. Однако он замечал, как шерсть скользит по щеке, и понимал, что долго на странном островке не удержится. Скоро пропадут и плечи.
Было очевидно, что годы роста потекли назад, уменьшая его все сильнее. Для мира он был слишком высоким, слишком большим, опасным и страшным, ему доставались лишь резкие слова и режущие камни. Так что он начал отходить, уменьшаться, и солнце было теплым на щеке и вода перестала быть ледяной, и было приятно вообразить, как он станет столь маленьким, что не увидит никто.
Но тут его встряхнуло. Было слишком трудно открыть глаза, но он слышал плеск, кряхтение и скрип дерева. Веревка шлепнула по щеке. Голову повернули, и движение было необычайно гладким. Какой-то узел коснулся плеча, давя все сильнее. Плечи ползли по борту, задевая какие-то кругляши. Он ощутил пропажу меха, застонав от потери.
И услышал слабый, далекий голос: - Еще жив, вот как. Оттаивать будет больно. Думаю, очень. Извини же.
Снова движение, вечность движения, пока затылок не коснулся покрытого песком дерева, возник запах чешуи, а солнце перекатилось на другую сторону неба, подсушив привыкшую к мокрому меху щеку, и всё вокруг тряслось, но вскоре нашло колыбельный ритм, подчеркиваемый чьим-то кряхтением.
Затем уменьшение окончилось и он снова стал расти, опаленный солнечным огнем.
- Говорят, у некоторых полукровок два сердца. Будь ты из невезучих, будь у тебя один барабан в груди - уже помер бы. Те полукровки чахли за несколько лет, едва тело становилось слишком большим для одного сердца. Сегодня тебе, парень, пригодилось запасное. Будь я проклят, какой размер! Ты проплыл больше половины озера. Трудно поверить.
Рент сосредоточился на голосе - не потому, что понимал, о чем говорит человек, но потому, что это было лучше ощущений боли и огня, что ползли по растущему телу.
- Позволим солнцу оттаять тебя быстро и нежно. Можешь разжать пальцы левой руки? Мокрое одеяло нужно выжать. Сейчас оно скорее похоже на ледяной ком, спорить готов.
Рент ощущал, как плещется вокруг вода. Холодная, не ледяная. Её все больше.