— В обычных пределах. Аргентинцы нам скормили байку о том, что Мударра был связан с высокопоставленными чиновниками из Буэнос-Айреса и в Лондон он вез компромат на коррупционеров. В Аргентине сейчас действительно проходят повсеместные чистки, их новый президент имеет личные счеты с преступностью и продажной полицией. В 1991 году он сам был похищен и провел две недели в руках мафии, пока его не выкупили за шесть миллионов долларов. Мы же со своей стороны снабдили их историей, якобы являющейся продолжением дела с четырьмястами килограммами наркотиками в российском посольстве. В том деле действительно одна из ниточек тянулась к Мударре, аргентинским спецслужбам об этом известно лучше всех.
— А на самом деле?
— Аргентине, как и нам, нужен портфель Мударры, и хотя наши интересы не должны конфликтовать, все равно держи ухо востро. Если на начальном этапе расследования вы будете играть на одной половине поля, то на финишной прямой командная игра может превратиться в личное первенство. Учти это. Я знаю Хавьера. Не близко, но знаю. Он не самый приятный человек в общении и не самый лучший агент в Аргентине, просто из всех специалистов, работающих по Мударре, Эрнандес оказался ближе всего к Нормандии. Твоему присутствию он вряд ли обрадуется, так как любит работать один. Поменьше реагируй на его брюзжание и все будет в порядке.
— Почему я?
Еще полгода назад я не задала бы этот вопрос, а шеф не ответил бы на него, но сейчас многое изменилось.
— По двум причинам. Во-первых, в мужском коллективе — а расследовать катастрофу будут исключительно мужчины — тебя вряд ли воспримут всерьез. В глазах окружающих ты будешь выглядеть всего лишь симпатичной девушкой — помощницей аргентинского следователя, который взял тебя с собой лишь затем, чтобы не скучать по вечерам в одиночестве. За Эрнандесом водится такое. И именно такой образ тебе и нужно создать. Во-вторых, тот факт, что тебя не воспримут всерьез, развяжет тебе руки, и ты сможешь сделать гораздо больше, чем любой агент мужского пола. Ну а теперь отправляйся домой, самолет в Париж вылетает в 17–30. Леонид подготовит тебе всю информацию, Светлана уже занимается твоими документами и реквизитом.
Из кабинета Ремезова я вышла более задумчивой, чем входила в него. Раз информационную поддержку операции обеспечивает сам Леонид Ганич, значит, интуиция меня не обманула и положение действительно серьезнее некуда. Ибо в нашем отделе много замечательных сотрудников, но гений всего один — Ганич.
Наш отдел занимает особое положение в структуре спецслужб Российской Федерации: никто не знает, чем мы занимаемся. Многие думают, что мы защищаем интеллектуальную собственность. Те, кто так не думает, считают, что мы разоблачаем козни прохиндеев, стремящихся дискредитировать элиты страны. Еще есть версия, что мы застряли посередине между «Секретными материалами» и «Черным списком». Короче, заняты теми делами, которые серьезные отделы гос. безопасности рады спихнуть на чьи-то, по их мнению, более узкие плечи. За что нас уничижительно прозвали «чудным» отделом.
Да, на нас действительно «спихивают» особые операции. Только не «чудные», а такие, с которыми другие отделы справиться не в состоянии. Разве что суперсекретный спецотдел «Рубеж». О наших операциях не пишет пресса, более того, они даже не попадут в спецархивы. Эти дела останутся намертво погребенными в головах их участников и, поверьте мне на слово, вряд ли кому-то захочется вытаскивать их наружу. У меня, например, нет ни малейшего желания вспоминать подробности дела Снежной королевы и Андрея Крылова.
Однако, в отличие от «Рубежа», настолько засекреченного, что он существует исключительно в виде слухов, мы на виду. Где умный человек прячет лист? Правильно, в лесу. Так и мы. Информации по нашему отделу много. Настолько много, что разобраться в ней даже человеку, свободно плавающему в бюрократических водах российских спецслужб, совсем нелегко. По одним документам мы проходим как подразделение ФСБ, по другим относимся к ГРУ, по третьим вообще принадлежим МВД. Покопается такой исследователь, да и плюнет — ибо концов в этой бюрократии не сыскать.
Приказы полковник Ремезов получает с самого верха. С какого именно? Мне тоже хочется знать, хотя это и не столь важно. Честно говоря, иногда мне вообще кажется, что шеф абсолютно свободен в принятии решений и только в исключительных случаях подчиняется приказам. В таких, как сегодня.
Для простого же обывателя мы и вовсе не существуем. Для жителей столицы, прогуливающихся по набережной реки Москвы, старое, но недавно отреставрированное кирпичное здание бывшего завода некоего сибирского купца с незапоминающейся фамилией выглядит как самое заурядное государственное учреждение. Таких ничем не примечательных строений в форме лежащей на боку буквы П хватает в старой Москве. Вытянутые окна первого этажа всегда забраны решетками, а широкая двустворчатая дверь главного входа, выходящая на набережную, всегда закрыта.