Бог нажимает на кнопки

– Да-да, – рассеянно сказал отец, впиваясь взглядом в разложенные на столе снимки.

Гость не мешал просмотру этого внушительного портфолио и почтительно помалкивал.

– А скажите, – нарушил молчание отец, – среди них были и… слепые?

– Трое.

– Они родились слепыми?

– Двое – да. Третий ослеп в раннем детстве.

– И все… прозрели?

– Все. Да вот сами посмотрите. Вот эта женщина и двое молодых людей.

Отец снова вцепился в фотографии и через некоторое время провозгласил, не то выражая сомнения, не то отгоняя их:

– Это невозможно, невероятно!

– Мы живем в двадцать первом веке. Кто осмелится утверждать, что человеку не по силам раздвинуть границы между невозможным и очевидным?

– Очевидным, – как эхо прошелестел отец.

– Да, очевидным. Чтобы видеть воочию. Чтобы очи видели.

– Неужели он будет видеть? – спросил отец, и его собственные глаза увлажнились невесть откуда взявшейся слезой.

– Он будет! Я уверен в этом!

– Завтра его мать выписывается из больницы. Она тоже будет безмерно счастлива. Безмерно.

– Я полагаю.

Отец открыл шкафчик и достал оттуда бутылку и пару рюмок.

– Давайте выпьем за это! – предложил он.

– Я за рулем, – ответил гость.

– Тогда я выпью сам. За нашего мальчика!

И с этими словами он опрокинул рюмку, которая почему-то (ведь не пьян же он был пока) несколько раз стукнула по зубам.

Если бы его сын проснулся, он со своим превосходным слухом определил бы этот звук как ми-бемоль. Но он продолжал спать и видеть сны.

Сны, где уже закончился черешневый сезон и теперь происходило что-то медицинское. Запах спирта, прикосновение влажной ватки к дрожащей коже, звон шприца о металлический поддон.

Сколько подобных звуков, запахов и тактильных ощущений он имел в своей реальной жизни? Столько, что и не перечесть!

И все-таки на этот раз в его сне происходило что-то странное, непохожее на все предыдущие подобные ночные видения.

Шприц звякнул о поддон, и тот пропел какую-то особо длинную, длиннее, чем обычно, ноту.

Но слепой не успел ее определить, потому что тут что-то еще завибрировало совсем внезапно. Не там, справа, где медсестра из сна раскладывала инструменты, а прямо перед его лицом.

Что-то тонкое и острое.

Оно приближалось к его переносице и уже практически касалось ее. Оно заставляло воздух содрогаться и становиться горячее. Оно стремилось ужалить, убить. Или, наоборот, осчастливить? Раскрыть какую-то тайну?

Он напряженно прислушивался и пытался понять, что это за вибрация. Но уши были бессильны определить ее источник.

Он не понимал почему. Ведь у всего на свете есть звук. И он прекрасно умеет отличить шорох гонимой ветром по полу бумажки от неспешной прогулки ищущего чем поживиться таракана.

Так что же случилось на этот раз? Почему движение воздуха перед его лицом никак не звучит? Хотя бы едва-едва, не для зрячих, но для него – чуткого к голосу мироздания калеки?

Он пытался, но не успел разгадать загадку, потому что в это самое время придвинувшееся вплотную жало полоснуло его по глазам, и он закричал от оглушительного (не звуком, но чем-то совершенно непонятным и неопределимым) нечто, которое открылось (так это, что ли, называется?) его взору (так это определяют обыкновенные люди?).

Он увидел вспышку света, исходящего от чего-то прямоугольного, зажегшегося прямо над головой. И еще он увидел какое-то жуткое существо – монстра, у которого была только верхняя половина лица (об этом он мог догадаться, сопоставив с увиденным свой богатый тактильный опыт). Нижняя же тонула в какой-то субстанции: материи или, может быть, шерсти.

У субстанции явно был цвет, но он не знал какой, ибо никогда не сталкивался ни с чем подобным.

То есть, конечно, ему читали в книжках, что существуют белый, серый, розовый, коричневый и еще много каких. Но как слепому понять, чем они отличаются друг от друга?

А вот сейчас, в этом жутком сне, он все видел сам. Только не мог определить словами ничего из увиденного.

Звон шприца о поддон еще не заглох, ведь все произошло так быстро, в сотую долю секунды. И он повернулся навстречу этому звуку и увидел, что поддон такого же цвета, как нижняя часть лица того существа. И что рядом еще одно существо, поменьше ростом. Но тоже лишь с половиной лица.

И ему стало так страшно, что сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

И он проснулся.

И закричал, как животное, которое поедают заживо.

И на крик прибежал отец. И обнял его, и гладил его лицо.

И говорил:

– Шшшшш! Ну что ты, сынок? Ведь все же хорошо! Ну что же ты кричишь?

А он плакал и не мог сначала объяснить, что произошло. А потом все-таки попытался и сказал:

– Папа, я видел!

– Что ты видел?

– Сон. С предметами. Цветной сон. Я видел его глазами.

– Но, сынок, – покачал головой отец, – это невозможно. Слепые от рождения не видят сны. Они не могут.

– Я раньше тоже не мог. А теперь увидел. Это, это как… Я не знаю, как объяснить.

– Что, что ты видел?

И пока сын пытался облечь неведомое в привычные звуки, ночной гость на кухне, где было слышно все происходящее в спальне, тихо собрал фотографии и сказал сам себе:

– Вот оно, значит, как! Не вовремя это! Не вовремя!

Глава 7. 2001 год