— Так красиво. Картины страдания великолепны. Скажи мне, они причиняют боль?
Я не доставлю ему удовольствия узнать, насколько сильно.
— Только самую малость.
— Они быстро заживут, и тогда мы сможем добавить новые линии и углы. Возможно, также немного текстуры. Влажный поцелуй, который он оставляет на моем позвоночнике, заставляет меня сжать губы, чтобы не показать своего отвращения, и рубашка снова натягивается на раны, когда он опускает ткань.
— Давай выбираться отсюда, хорошо?
Я бросаю еще один взгляд на Линдси, которая сидит посреди своей темной, сырой камеры, доедая птицу, прежде чем последовать за ним.
Выйдя из здания, мы снова оказываемся во внутреннем дворе, где Титус и Уилл, похоже, сцепились лицом к лицу. Без рубашки, с кандалами, все еще прикрепленными к запястьям, Титус сжимает руки в крепкие кулаки. Напротив него Уилл принимает более оборонительную стойку, его плечи ссутулились, а в руках лопата.
— Что здесь происходит?
— Практика.
— Для чего?
— У нас заканчиваются припасы, а это значит, что Титусу скоро придется сражаться. Ему не помешали бы упражнение.
Его ответ вызывает приступ паники, который сковывает мои мышцы.
— Он убьет его. Титус уничтожил мутацию голыми руками.
— Да, что ж, подобные трагедии сопряжены с риском во время практических занятий. Мы действительно считаем это успехом.
Охранник на противоположной стороне двора делает глоток из своей фляги, прежде чем закричать,
— Начинай!
Мое сердце подскакивает к горлу, когда я смотрю, как Уилл приходит в движение. Он похож на ребенка, стоящего перед монстром, и при первом взмахе его лопаты я подношу руки ко рту, как бы сдерживая крик. С легкостью и проворством Титус уклоняется, и импульс толкает Уилла кувырком вперед, но он быстро восстанавливает равновесие. Выпрямившись, он снова замахивается, танцуя вокруг Титуса, как незначительная планета, вращающаяся вокруг массивного солнца. Альфа не двигается, ни в малейшей степени не дергается.
Он наблюдает и ждет, как хищник, ожидающий истощения своей жертвы.
— В чем смысл всего этого? Ты знаешь, что Титус может хорошо сражаться.
— Сидение в камере в течение всего дня может сильно повлиять на рефлексы. Солнечный свет и небольшая физическая нагрузка творят чудеса. Это, а также развлечение для охранников.
— Тем не менее, он из Легиона. Он ценный заложник.
Ремус фыркает, скрещивая руки.
— Вы с Шолена, забавляете меня. Для вас ценность основана на титуле, росте. Где-то здесь? Ценность основана на том, что ты можешь предоставить. Возможно, ты не в курсе, что Легион ненавидят все по эту сторону стены. Альфа может защищаться, сражаться и совершать набеги.
Из тех немногих взаимодействий, которые у меня были с Титусом, я хочу верить, что он не способен причинить Уиллу вред, но в тот момент, когда он берется за рабочий конец лопаты и тычет тупым шестом Уиллу в живот, я знаю, что он намерен дать отпор.
Уилл скользит по земле на спине, его лицо искажено гримасой. Он подбирается к упавшей лопате, но не раньше, чем Титус подхватывает ее. Когда Альфа поднимает предмет над головой, его намерения ясны.
— Остановись! Крик вырывается из моей груди, и я спешу через двор.
Лопата все еще поднята для убийства, Титус делает паузу, и я проскальзываю между ним и Уиллом.
— Я не позволю тебе сделать это. Адреналин пульсирует в моих венах, все мое тело дрожит, пока я жду, когда Альфа вонзит лопату мне в грудь.
— Талия, что ты делаешь? — Говорит Уилл позади меня, но сильный удар локтем в грудь заставляет его замолчать.
Встретившись взглядом с Титусом, я молча бросаю ему вызов ударить меня.
Он не двигается.
— Титус, — говорит Ремус, небрежно подходя сзади, но также сохраняя дистанцию.
— На сегодня упражнений достаточно.
Сжав челюсти, Альфа продолжает смотреть на меня сверху вниз, его золотистые глаза подергиваются, и мои мышцы напрягаются для удара этого металла, врезающегося в них с грубой силой. Он опускает лопату и отбрасывает ее в сторону, успокаивая мой желудок.
Я был неправа. Смертельно неправа.
Если бы ему дали шанс, я уверена, что он убил бы Уилла.
Глава 17
Я протягиваю хлеб, который я припрятала ранее, через окно камеры, и Уилл практически выхватывает его у меня из рук, со стоном откусывая от него.
— Ты дурак, что связался с Альфой. Разве ты не помнишь истории? Быстрый, неудовлетворенный взгляд в сторону другой камеры — это все, что я могу сделать, чтобы удержаться от желания самой пырнуть Альфу ножом.
— Я помню, — говорит Уилл с набитым хлебом ртом.
— У меня не было выбора. Либо это, либо кнут.
— Ты бы пережил кнут, идиот.
Согнувшись, он кашляет, и влажный, лающий звук нехорош. На самом деле, это звучит почти как приступ пневмонии, и бледность его кожи вызывает беспокойство.
— Кто сказал, что я хотел выжить?
— Заткнись. Не говори так. Я наклоняюсь и понижаю голос.
— Я все еще работаю над тем, чтобы вытащить тебя отсюда, хорошо?
— Отсюда не выбраться, Талия. За каждым, кто пытался, охотились.
— Значит, я должна сдаться? Остаться здесь и прожить остаток наших жизней, запертыми в этой адской дыре? Что, черт возьми, с тобой не так, Уилл?