Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов

И вот я вижу другое. Костер и возле него каких-то странных темнолицых мужчин и женщин. И вдруг вижу мальчика. Я знаю его очень хорошо… Это же цыганенок, который увел меня из дому в свой табор. Да, да, он! Боже мой, как же его зовут?… Пытаюсь вспомнить и не могу. Видение исчезает, я открываю глаза — вокруг летнее утро, я здесь в саду, во Франкфурте, в Германии. И в душе моей какое-то странное чувство… Не могу понять… точно я виноват в чем-то… Мне грустно и одиноко…

Я вернулся в дом, оделся и отправился завтракать. Меня кормили в той же столовой, где обедали работавшие в особняке американцы. Поэтому я мог появляться там в точно назначенный час, когда в столовой никого не было. Мне всегда прислуживала немка, фрау Эмма.

Это была пожилая женщина с интеллигентным, умным лицом, седыми, аккуратно причесанными волосами. Держалась она с гордым достоинством, точно не прислуживала, а принимала гостей у себя дома, причем гостей не очень для нее приятных. Меня поражали ее глаза — большие, голубые, затененные густыми ресницами. Казалось, они говорили все, о чем она молчала.

Когда я только начинал говорить по-немецки и стал обращаться к ней, она внимательно слушала меня, односложно отвечала, а глаза ее в это время возмущались: "Как можно так калечить язык?" Она расспрашивала меня о моей жизни, слушала, что я ей отвечал, и глаза ее говорили: "Мне тебя жалко". Позже, когда я стал говорить более грамотно и гладко, глаза ее удивлялись: "Как же ты быстро научился говорить по-немецки". Завтракая всегда поспешно, я торопил и ее. Она отвечала: "Да, да, сейчас". А глаза иронически говорили: "Ты еще мал подгонять меня". Сам не знаю почему, я ее боялся, и в то же время меня необъяснимо тянуло к ней, и для меня, наверное, было бы большой радостью, если бы однажды она улыбнулась.

Сейчас, войдя в столовую, я увидел, как фрау Эмма поправляла прическу перед зеркалом. Она смутилась и поспешно ушла на кухню. Через несколько минут она принесла завтрак и села напротив меня по другую сторону стола.

— Поздравляю вас, Юрий, с днем рождения, — сказала она.

Я впервые увидел ее улыбку. Она была печальной. Смотря мимо меня, фрау Эмма тихо добавила:

— Мой единственный сын в семнадцать лет погиб на войне.

— В России? — спросил я, безотчетно страшась услышать подтверждение.

— Нет. В России погиб муж. — Она снова печально улыбнулась: — Я такая же одинокая, как и вы… Вам здесь хорошо? — неожиданно спросила она.

— Да, хорошо, — ответил я.

— А я на чужой земле одиночество перенести не смогла бы. Я хожу по улицам, по которым ходили муж и сын. Я дышу воздухом, которым они дышали. Все здесь помогает мне жить памятью о них. — Глаза ее, такие глубокие, грустные, в эту минуту такие красивые, напомнили мне вдруг глаза моей матери. У нее всегда были грустные глаза… А фрау Эмма говорила: — Вы очень молоды, в этом ваше счастье. Но вы не должны забывать родную землю, это все равно, что забыть родную мать.

— Я не забыл. Только что в саду я вспомнил свое детство… там… — сказал я.

— Это хорошо, — сказала фрау Эмма. — И в день вашего рождения я желаю вам вернуться на родину.

— А я не хочу возвращаться.

— Этого не может быть, — серьезно и многозначительно сказала она, вставая.

Я вернулся к себе, лег и, глядя в лепной потолок, стал думать. То, что я услышал сейчас от фрау Эммы, воспоминание о маме, недавнее видение детства — все это слилось вместе, и снова возникло безотчетное чувство вины. Перед чем, перед кем? И, пожалуй, сейчас это чувство было острее, тревожнее.

За дверью послышался веселый голос мистера Глена. Когда рядом он, все ясно, а главное — хорошо и спокойно.

— Юри! Юри! Где ты тут?…

Он вошел, как всегда, стремительно, красивый, немножечко пестрый, пахнущий духами. Я вскочил ему навстречу. Он обнял меня и взволнованно сказал:

— Семнадцать, Юрий! Семнадцать! Поздравляю тебя от всего сердца и завидую тебе, дьяволу! — Он шутя оттолкнул меня. — Просто безобразие — ему семнадцать! Вот тебе подарок от всех, кто о тебе заботится, и от меня, конечно.

Он выхватил из кармана черную продолговатую коробочку и протянул мне.

Это были золотые часы. Первые часы в моей жизни!

— Каждый раз, смотря на них, — сказал мистер Глен, — вспоминай своих хороших друзей!..

А вечером в честь моего дня рождения он устроил ужин в ресторане. За столом вместе с нами сидела Лилиан, девушка удивительной красоты. "Мой давний друг", — сказал о ней мистер Глен. Был еще мистер Берч с женой. "Мои сослуживцы", — сказал о них мистер Глен. И, наконец, еще одна девушка — Нелли, которую мне представили как подругу Лилиан. Я промолчал, что знал ее. Вернее, несколько раз видел издали — она работала в нашем особняке и иногда выходила в сад. У нее были рыжие, коротко подстриженные, как у мальчика, волосы, продолговатые светло-серые глаза. Тоненькая, стройная, она казалась мне очень красивой. Мы сидели за столом рядом, и это очень меня смущало. А тут еще мистер Берч все поглядывал на меня каким-то цепким, оценивающим взглядом и потом негромко разговаривал с мистером Гленом. Мне показалось — обо мне.