Бог Лезвий

– Сомневаюсь. Мы ими не так часто пользуемся. Мать говорит, если тереться одним полотенцем, меньше воды и мыла расходуется, так что тебе придется брать его после меня.

– Ну ладно.

– Что у тебя с ногами? Болят?

– Да. У меня с ними какая-то беда, с ними и со спиной. Доктор говорит, может, это пройдет, когда я вырасту.

– Сильно на это не рассчитывай. Доктора и матери рады для тебя все в розовые тона красить, чтобы была надежда, ты сам себя не расписал, и все прочее. Будь я тобой – планировал бы житуху инвалида. Может, когда вырастешь, тебе дадут кресло с колесиками. Найдешь себе какую-нибудь работенку по плечу – ну, марки там лизать, на конверты наклеивать, такая ботва. Есть у нас один такой – башка вся раздута, гидроцефалия, или что-то вроде того. Так вот, он карандаши точеные продает. Работка непыльная, барышей особо не приносит, но хоть что-то. И важнее всего – для нее тебе даже образования не надобно.

– Я вообще оптимист…

– И куда тебя этот опти-глист завел? Твой старик пришил мамашу бритвой, потом себя по горлышку чик-чик, и, если б ты был в городе, а не с сопляками-скаутами, тебе тоже досталось бы. Может, он еще успел бы твои подпорки загнать, чтобы на прощание в баре накатить – кто знает, чего от психов ждать? И вот еще что хочу тебе сказать – ты тут сильно не обустраивайся, корни не пускай – скоро выдернут, зуб даю. Может, за тобой из детдома приедут – оно так и будет, скорее всего. Получишь койко-место в громадной комнате. Ты нос не вешай, я просто хочу тебя подготовить – это все тебе на пользу.

Зарыдав, Дрейтон своей нацистской походкой вышел из комнаты и спустился вниз, в ванную, где заперся.

Лерой ухмыльнулся, глубоко вдохнул и рухнул на кровать.

Жизнь в кайф.

* * *

Поразительно, но этому убогому Лерой, кажется, нравился. Дрейтон всюду за ним таскался, и теперь Лероя всюду сопровождал лязг ножных подпорок «братца» – будто сломанная машина. Лерою звук не нравился, вгонял в мурашки. Если он ускорял шаг, ускорялся и Дрейтон, и даже если Лерой оглядывался, и их с Дрейтоном делила дистанция, убогий всеми силами старался нагнать – на лице решимость, как у разведчика на задании, шаг максимально тверд и широк.

В школе они неизменно сталкивались в коридорах. Дрейтон всегда подмечал его первым, громко звал по имени и махал рукой. Ему, похоже, нравилась роль Лероева брата – он всем так и представлялся, хоть сам Лерой отнекивался: мол, это обездоленный парень, которому дура мамаша решила помочь. Учитывая, что у Лероя в школьной иерархии изначально не было высокого статуса, маленький братец-инвалид не красил дело – в итоге Лероя приравняли к отсталым и всяким любителям поесть из носу козявок, которые выстраивались снаружи во время обеденной переменки и прилюдно, у всех на глазах, дегустировали содержимое собственных носов.

Более того, связь с Дрейтоном привела к тому, что все подколки и оскорбления, по логике вещей уготованные убогому, достались ему – по прихоти неочевидной социальной компенсации. Эй, четырехглазый, вы с мамкой, наверное, часто брательника твоего смазываете? А ты его на металлолом сдать не думал? И самое обидное: а когда ты у него в рот берешь, о подпорки не режешься?

Все это было жуть как обидно, и Лерою казалось, что справедливость чуть-чуть восторжествует, если хотя бы часть адресованной ему гадости перепадет и тому, кто в ней пусть невольно, но повинен.

* * *

Прошел почти месяц. Оскорбления, судя по всему, не выбили Дрейтона из колеи. Он умело огибал их, как летчик-ас в ураган. Но однажды в его защите образовалась пробоина. Случилось это в день, когда они всей семьей явились в дом, где отец Дрейтона убил сначала жену, а затем себя.

Идея принадлежала терапевту, к которому ходил Дрейтон, – тот решил, что прошло достаточно времени после трагедии, и Дрейтону неплохо бы наведаться туда, где все произошло. Однажды ночью Лерой подслушал, как мать говорила с отцом на лестнице – сам предмет обсуждения к тому времени мирно дрых. Лерой вышел на лестничную площадку и притаился, навострив уши. Родители обсуждали состояние его нового братца – говорили, дескать, какой он хрупкий и все прочее. Отец был против чего-то, но Лерой не был уверен, против чего именно.

– Этот тип ни разу из своей чертовой конторы не выходил – разве что на учебу. Так какого дьявола ему судить о чувствах маленького мальчика? – вещал родитель. – Здравый смысл говорит, что в его идее нет ничего хорошего, даже если за такое дело прибавку в деньгах и золотое колечко на член дадут. Куда уж там, паренек и без того весь в металлических кольцах.

– Дорогой, не надо так говорить.

– Извини, но все равно затея ни к черту.

– Но он – доктор!

– Вот именно – думаю, слушать стоит кого-то, кто на деле медицину изучал, а не олуха-психолога.

– У него есть ученая степень, награды…

– У нашего автомеханика тоже есть ученая степень, а он даже шину мне как надо не смог надуть. Помнишь?