Моя кузина Франсес говорит мне, что я слишком высокого мнения о своей особе, но я призываю небеса в свидетели, что это неправда. Я часто чувствую себя самым несчастным, жалким и ничтожным созданием под солнцем, и моя неудовлетворенность собой иногда достигает такой степени, что я испытываю соблазн пустить себе пулю в лоб. Я веду этот дневник для того, чтобы хоть как-то привнести порядок и последовательность в мою жизнь, так как до глубины души страдаю от своего собственного ничтожества. Женщины часто жалуются, что мужчины лишены постоянства, но почему мы должны быть постоянными в любви, если его нет во всех остальных формах мысли, чувства и желания? Вчера в нашей церкви читал проповедь знаменитый доктор Джиллис, и я был тронут его словами и поклялся, что буду вести свою дальнейшую жизнь согласно его рекомендациям и буду поступать только в согласии с моей совестью и чувством добродетели. Но сегодня слишком холодно и ветрено, чтобы отважиться выйти во двор, и в это утро я читал басни Гиллерта на немецком языке в течение часа, пока моя привычная хандра не одолела меня, и я погрузился в ужасную апатию. Я не могу понять, как моя совесть и чувство добродетели смогут совладать с этой пожирающей жизнь усталостью и скукой. Моя совесть может подсказать мне, как избежать дурных деяний, но она не может посоветовать, как избавиться от скуки. И есть ли еще что-нибудь более гибельное для существа, созданного по образу и подобию божьему, чем эта смертельная скука? Ибо есть Бог, поскольку он способен творить, поэтому человек, раздавленный скукой, не может уподобляться Богу.
Доктор Джиллис сделал бесхитростное сравнение между телом и разумом, сказав, что тело имеет свою собственную систему проявления расстройств или пагубных склонностей, как естественных, так и последствий болезни, в то время как у разума такой системы нет. Если я страдаю запором, мне поможет зеленое недозрелое яблоко, если у меня нарыв, то он пройдет сам по себе, но если я полон желчи или зависти, то никакое слабительное не поможет, если я сам не найду выход этим чувствам, или не избавлюсь от душевной болезни путем раскаяния. Тут нет естественных каналов, это должно быть, как у Макдуфа: «из материнского лона до срока вырван». И разве это не подходит к моему теперешнему состоянию апатии и скуки? Это запор в душе, нарыв, который сам не пройдет.
Я знаю, что не могу быть счастлив без ощущения, что моя деятельность ведет к какой-то цели, но я не знаю, как мне обрести эту цель. Полчаса назад я прочел стихотворение Томпсона «Зима»:
Уж в воздухе пушистый снег порхает,Как будто медля, но еще немного —И хлопья, отуманив даль, ложатсяНа землю густо. Пажити родныеСияют девственною белизною:Все блещет, кроме темного потока,В чьих струях тает снег.Почему эти слова, подобно падающему снегу, приносят моей душе мир и покой, успокаивают мои чувства? Нет ли во мне какой-то тяги к возвышенному, которая сейчас заглушена утомленностью и скукой точно так же, как у меня отсутствует аппетит и подташнивает, если я съем слишком много сладких пирожных? И разве это стремление к возвышенному не просыпается во мне при воспоминании о зимних полях? Или от звонких сабельных ударов у Оссиана? Или от подрагивания нежных грудей девушки, взбегающей по лестнице? Где нам отыскать тот волшебный жезл, который смог бы пробить скалу нашей души, чтобы она хлынула наружу и разлилась широким и вольным потоком?
