Ей хотелось пить. Приступы болей становились все чаще, дольше и острее. Перестав сдерживаться, Ева начала кричать, и ей стало легче. Она почувствовала, что по ее ногам потекла жидкость. Женщина перепугалась. Она в страхе села, но то, что вылилось, на кровь было непохоже. Ева с облегчением вздохнула. Но ее живот словно взбесился. Она не переставая кричала. Сознание начало затуманиваться, когда она почувствовала, что из нее что-то вывалилось на пожухлые листья. Через короткое мгновение она услышала тонкий прерывистый плач. Болей больше не было.
С трудом сев, она разглядела крохотного человечка, мальчика, со смешными, не такими как у них с Адамом пропорциями, большой головой и маленькими ручками и ножками. Малыш продолжал заливаться плачем, а Ева не представляла, как к нему подступиться. Ее не оставляло ощущение, что не все сделано, и ребенка нужно успокоить. Она увидела, что из животика малыша выходит какая-то гибкая трубка, оканчивающаяся черно-красным пупырчатым куском. Может быть, эта трубка мешает младенцу? Она боялась навредить, но все-таки рискнула и зубами перекусила ее. Вытекло немного крови, но не более того.
Ребенок продолжал плакать. Ева взяла его на руки, и на мгновение мальчик затих. Женщина было обрадовалась, но тот тут же завопил вновь. В Еве нарастало возмущение. Она была усталой, измученной, ей хотелось пить, а это неизвестное ей существо не давало покоя. У Евы появилось искушение ударить новорожденного головой о камень, а потом отнести и положить его под дерево памяти.
Но тут почему-то женщина вспомнила, как нежно самки животных ухаживают за своими детенышами. И как те доверчиво сосут их молоко. Вспомнив о молоке, она поднесла ребенка к груди. Почувствовав сосок, малыш жадно вцепился в него. А прикосновение его губ неожиданно вызвало у женщины почти эротическое удовольствие. И она решила пока не разбивать ему голову.
Когда Адам вернулся, он застал измученную, с синевой на пол-лица под глазами Еву, которая держала что-то завернутое в заячью шкурку. Еда не была приготовлена, а костер едва тлел. Мужчина сбросил с плеча связанные части туши убитой косули и раздраженно сплюнул на пол.
– Я там бегаю по лесу, чтобы добыть хоть какую-то еду, а ты даже не удосуживаешься ее готовить? – и он угрожающе поднял палец вверх. Но Адам лукавил. Он действительно обычно тратил на охоту долгие часы, однако не сегодня. Эту косулю добыл не он. Он случайно наткнулся на рысь, которая как раз собиралась ею пообедать. Адам выстрелил в зверя из лука и ранил в лапу, и рысь предпочла убежать. А он отрезал лучшие куски от своей добычи и, к собственному удовольствию, смог посвятить день любимому делу. Тому, из-за которого он и приходил так поздно домой. Адам строил новое и тайное святилище Саваофа.
Его первый мистический восторг, охвативший после установления дерева памяти давно прошел, и теперь оно казалось хотя и важным, но недостаточно весомым доказательством его верности. А ему каждой клеточкой тела хотелось служить богу и совершать в его честь поступки. Он долго думал, что бы такое сделать, и, глядя на величие угрюмых, ощетинившихся острыми углами скал, принял решение. Мужчина начал строить рукотворную скалу с пещерой, где он мог бы спокойно общаться со своим господином и приносить ему настоящие дары, а не жалкие объедки со своего стола.
Это была титаническая задача, но человек не боялся трудностей. Презрев усталость и боль натруженных мышц, он таскал камень за камнем, и поначалу бесформенная груда стала приобретать очертания. Он много раз плакал от обиды, видя, как его творение, достигнув какой-то высоты, разваливается, и камни, как будто насмехаясь, катятся вниз. Намучившись перестраивать, Адам додумался заливать промежутки между валунами смесью глины и воды, которая, засохнув, удерживала кладку. И дело стало налаживаться. В конце концов, он добился своего, построив нечто похожее на перевернутую половинку скорлупы ореха с отверстием наверху, через которое Адам мог видеть небо. Он выложил в середине очаг и поддерживал в нем огонь, свидетельствующий о его вечной любви к богу.
…И в этот день он просидел, довольный принесенными дарами, у костра алтаря, ведя с повелителем безмолвную беседу, наполненную словами обожания и просьбами о прощении.
Ева подняла на мужа усталые глаза и безразлично пожала плечами.
– Похоже, ты теперь будешь готовить еду себе сам, – сказала она. – Он отнимает у меня почти все время, – добавила Ева, показав Адаму на сверток.
В это время послышался тихий писк.
– Ну, вот опять, – мрачно проговорила Ева и сунула грудь в сверток.
У Адама округлились глаза.
– Что это? – с глупым видом спросил он.
Ева усмехнулась.
– Твой сын, Адам. Теперь ты можешь говорить, что тоже кого-то сотворил.
Адам с опаской приблизился и осторожно заглянул в сверток. В нем лежал чернявый, крохотный мальчишка, который, закрыв глаза, блаженно сосал грудь матери.
– Это мой сын? – почувствовав, как его начинает распирать от гордости, спросил Адам.
Ева посмотрела на мужа как на слабоумного.