Хочу начать с выделения двух форм агностицизма. Первая — временный практичный агностицизм (ВПА): законно неопределенная позиция в вопросах, на которые должен существовать четкий положительный или отрицательный ответ, но, чтобы прийти к правильному решению, у нас еще не хватает доказательств (или времени, чтобы их рассмотреть, или знаний, чтобы их правильно оценить). Например, в вопросе о причине пермского вымирания ВПА является разумной позицией. Хотя мы сейчас и не знаем ответа, в будущем мы надеемся его узнать.
Однако, помимо вышеописанного, существует иной вид нерешительности, который я называю ППА (постоянный принципиальный агностицизм). Данный вид агностицизма уместен в вопросах, на которые ответа дать нельзя, сколько бы доказательств мы ни получили, потому что метод использования доказательств здесь неприменим. Вопрос сформулирован в другой плоскости или в другом измерении, вне достижимости для доказательств. Примером может служить известный философский орешек — вопрос о том, видите ли вы красный цвет так же, как его вижу я. Не исключено, что ваш красный цвет для меня — зеленый или совершенно отличный от любого цвета, который я способен вообразить. Философы приводят этот вопрос как пример вопроса, на который невозможно получить ответ, сколько бы новых доказательств ни появилось в будущем. Некоторые ученые и мыслители соглашаются — на мой взгляд, слишком охотно, — что вопрос существования бога также относится к категории навечно неразрешимых вопросов ППА. Из этого, как мы увидим, они часто делают нелогичный вывод о том, что гипотеза присутствия бога и гипотеза его отсутствия имеют абсолютно равную вероятность оказаться правильными. Я же утверждаю обратное: агностицизм в вопросе существования бога бесспорно является временно неразрешимым вопросом ВПА. Либо бог существует, либо нет. Это — научный вопрос; в один прекрасный день мы можем узнать на него ответ, а пока допустимо высказать веское мнение о его вероятном содержании.
В истории развития идей имеются примеры появления ответов на вопросы, которые раньше считались принципиально не разрешимыми наукой. В 1835 году знаменитый французский философ Огюст Конт писал о звездах: «Мы никогда и никоим способом не сможем изучить их химический состав и минералогическую структуру». Однако еще до того, как Конт высказал свое сожаление, Фраунгофер уже начал при помощи спектроскопа анализировать химический состав Солнца. В наше время спектрологи ежедневно опровергают убеждение Конта, выявляя точный химический состав самых далеких звезд.[34] Каково бы ни было происхождение астрономического агностицизма Конта, эта история должна по крайней мере служить уроком, предостерегающим от слишком поспешного провозглашения проблемы навечно неразрешимой. Однако, когда дело доходит до бога, огромное количество философов и ученых с радостью делают именно это — начиная с самого изобретателя термина «агностицизм» — Томаса Генри Гексли.[35]
Гексли объяснил происхождение слова, отвечая на личные нападки, последовавшие за введением нового термина. Директор Лондонского королевского колледжа преподобный доктор Вейс обрушился на «трусливый агностицизм» Гексли:
Может, он и предпочитает называться агностиком, но для него есть более знакомое название — неверный, то есть, проще говоря, неверующий. Слово «неверный», возможно, имеет неприятный оттенок. Но, возможно, так и должно быть. Человеку неприятно, и должно быть неприятно, заявлять вслух, что он не верит в Иисуса Христа.
Гексли был не из тех, кто оставляет подобные провокации без ответа, и в 1889 году ответил со свойственной ему свирепостью (хотя и не преступая ни на дюйм границ учтивости; зубы этого «бульдога Дарвина» были отточены в городских перепалках Викторианской эпохи). В конце, разорвав доктора Вейса в клочья и похоронив останки, Гексли вернулся к значению термина «агностик» и объяснил, как он впервые пришел ему в голову. Некоторые, по его словам,