Бог из машины

На том и порешили. Никак и Борода, Борода и Никак – запомнить не так уж и сложно. И если Грэйн в основном любовалась красотами весенних северных болот, а контрабандисты блюли сохранность товара, то Удаза тревожило чувство, какое, должно быть, испытывает олень, услышавший на рассвете звук охотничьего рога где-то вдалеке. Кто-то тихонько крался следом, кто-то прерывисто и жадно дышал в спину, и стоило лишь резко обернуться… Но быстрые ловкие тени всегда успевали шмыгнуть в туман. А еще были звуки. Сводящие с ума пронзительные вздохи, болезненные поскуливания или влажное клацанье зубами, очень острых зубами.

«Два дня, – сказал себе бывший тив. – Всего два дня потерпеть».

– Что это такое? – спросил он у Бороды, когда над черной водой неожиданно раздался хриплый вопль.

– Болотница, – неуверенно буркнул тот. – Птица такая. Вроде речной вороны.

– Выпь, – поправил его пышноусый Никак.

– Не. Та быком ревет.

Мужики, конечно, заспорили, но так и не пришли к единому мнению – кто так жутко кричит на болотах. Одно Удаз знал точно – нет в природе никаких болотниц и речных ворон. Северные суеверия и легенды, в которых полно всяких вещих птиц, предрекающих героям беду. Места здесь очень располагающие к мрачным выдумкам.

– Ты еще скажи, что это вопит топлец, мертвяк неупокоенный, которого пожирает трупожор, – нервно хихикнул Борода.

«В таком тумане только всякие ужасы придумывать», – поежился бывший тив.

– Топлецов и трупожоров не бывает, – авторитетно заявила Грэйн, решив вмешаться в спор и развеять мистический ужас в глазах соратника. – Мне так шуриа сказали. Даже если это призраки, то они нас не тронут.

«Только призраков тут не хватало». Ролфи и диллайн не видят духов, но это не значит, будто они недосягаемы для порождений тонкого мира. Не зря же болота считаются местом, где потустороннее встречается с обыденностью так же, как вода смешивается с землей, образуя непроходимую топь. Где же еще бродить неупокоенным душам, как не здесь? Поди догадайся, то выпь кричит или призрак зовет? Хотя, конечно, лучше пусть это будет обыкновенная птица из плоти и перьев.

– Ночевать будем здесь, – бородатый проводник махнул рукой куда-то вбок и хмуро добавил, не глядя на недоуменно озиравшихся подопечных: – Там сторожка на островке.

Грэйн подслеповато прищурилась, пытаясь разглядеть за плотной серой пеленой тумана хоть что-то, подходящее под описание. Но бурое впрозелень пространство приграничных болот оживляли только кустики высокой жесткой травы да чахлые скелетоподобные деревца.

– Туда смотри, – буркнул второй контрабандист и, бесцеремонно ухватив ее за рукав, развернул на полкорпуса влево. – Видишь?

Ролфийка отстранилась, поморщившись от фамильярности, и наконец-то разглядела обещанный островок и «сторожку» – темный силуэт приземистого строения с наклонной крышей.

– Самое время, – хмыкнула она, тяжело опершись на слегу. Выносливость выносливостью, но болото имеет неприятное свойство очень быстро выпивать человеческие силы, одним видом своим возбуждая уныние и безнадежность, а удушающие запахи и зловещие звуки эти ощущения только усиливают. Не то чтобы эрна Кэдвен так уж сильно поддалась болотным чарам – ролфийская прямолинейность и «толстокожесть» оставляла очень мало шансов всяческой мистике, однако извилистые тайные пути через бескрайние трясины утомят кого угодно. Особенно если спутники особенной бодростью тоже не радуют. А они отнюдь не радовали, ни бодростью, ни прочими достоинствами. Касательно проводников, к примеру, Грэйн вообще пребывала в сомнениях. С одной стороны, ничего плохого ни ей, ни Удазу контрабандисты не сделали и угрожать ролфийским агентам ничем не могли, но с другой… Оставлять за спиной таких свидетелей вообще-то не слишком разумно. Сосредоточенно переставляя ноги след в след за бородачом и периодически кидая быстрые взгляды на замыкавшего группу усача, эрна Кэдвен прикидывала возможные последствия их вероятной болтливости и пока что не могла решить окончательно, убрать ей проводников после пересечения границы или же позволить им уйти. Впрочем, одно ролфийка знала точно – ждать, пока на нее саму нападут, она не станет и при малейшем подозрении на предательство ударит первой.

И Апэйн. Бывший тив, а точнее, его поведение и состояние, беспокоили Грэйн все сильнее с каждым шагом, уводившим их в глубь приграничных «ничейных» трясин. Нет, Удаз оказался неожиданно вынослив, покорно шагал сразу за бородатым контрабандистом, не скулил и не спотыкался, но… Что-то с ним было не так. Словно постоянно прислушивался он к чему-то и, иногда резко оборачиваясь, сталкивался с Грэйн таким недоуменным взглядом, будто вовсе не ролфийку ожидал увидеть у себя за спиной, а кого-то совсем иного. Эрна Кэдвен, сама исчертившая соратника рунами, связавшими их наподобие то ли близнецов, то ли матери с младенцем, не могла не ощущать эту нервозность, для которой обычный страх перед болотами и неизвестностью был слишком простым объяснением.