Бог из клетки

– Только я не обычный мужчина.

– Точно! – выкрикнула она. – Ты не обычный, ты хуже! Ты бесчувственный, пустой, слепой!..

Талла осеклась. Эхом её слов на лице Итера проступил гнев. Он шагнул ближе. Ей пришлось задрать голову, чтобы встретить его взгляд, чтобы не казаться маленькой – ни ему, ни самой себе.

– А чего бы ты хотела? – опасно вкрадчиво спросил Итер. – Чтобы я видел в тебе женщину? Только женщину?

Талла следила за движением его губ. Почему-то стало и страшно, и жарко, и сразу же – очень холодно. И хотя она отчётливо ощущала подвох в его вопросе, кивнула, сглатывая:

– Да.

Итер всё ещё смотрел на неё, чуть прищурив глаз. Что-то внутри твердило, приказывало остановиться, не говорить больше ни слова, чтобы не случилось чего-то непоправимого. Но Талла не могла. Не сейчас! Если она не может принять сердце доброго, нежного Дэя, то должна понимать, с чем остаётся взамен. С кем… И почему только… почему только его близость переворачивает всё внутри, даже когда он злится, отталкивает?

– Да, – повторила она. – А почему нет? Что в этом такого? Или просто человеку нельзя, ведь ты бог. В этом дело? Да? Так мне всё равно! Ты ничем не лучше, даже хуже, ты ведёшь себя….

– Значит, всё же этого хочешь?

Талла и вздохнуть не успела. Пальцы Итера стиснули её подбородок, губы впились не то поцелуем, не то укусом. Ей не хватало воздуха, вместо него был только жар. Заливающий лёгкие, голову, путающий мысли. Больно, колко и вместе с тем сладостно до невозможности, будто она становилась заполненной и законченной.

Руки Таллы сами потянулись, чтобы обнять, прижаться, но Итер перехватил её запястье прямо поверх браслета. Она застыла так, в полупоцелуе, полуприкосновении. Посмотрела с мольбой – почему нельзя? Почему? Но Итер резко выпустил её, отстранился, глядя без тени нежности. Её губы – саму душу – обдало холодом. Будто из груди вырвали счастье и любую надежду.

– Я думал о тебе лучше, – сказал, точно выбросил.

Талла не могла сомкнуть губы, даже моргнуть – не могла. Почему так много слёз, что они текут не медленными дорожками, а срываются с подборожка крупными каплями и летят под ноги. Кап, кап, кап – она почти слышит. Он ведь хотел унизить её? Своим поцелуем, да? Тогда почему же от него было так хорошо, что хотелось молить ещё об одном, а потом ещё… Черты лица Итера стали жёсткими, острыми. Отточено красивыми.

– Знаешь, почему моим жрецом никогда не была женщина? – отчего же он говорит так хладнокровно? Так, будто ничего не чувствует? – Из-за этого. Не так, значит иначе, оно всегда происходит. С вами. Я не могу доверить себя человеку, который не может обуздать своих чувств, который зависим от них. Ты даже не пытаешься… А когда разлюбишь или разочаруешься – предашь.

Талла не ответила. Говорить было слишком больно. Значит, поцелуй – просто оскорбление, а она – просто дура? Ей хотелось возненавидеть, разлюбить, разочароваться! Но даже на это не осталось сил.

– Я больше, – запинаясь, проговорила Талла, – не ошибусь.

И, не глядя на Итера, вылетела из комнаты. Как хорошо, что у неё не было вещей… Можно просто сбежать. Сбежать и не возвращаться никогда. Никогда, никогда, никогда… Талла знала, что придётся, но можно хотя бы сейчас – представить, поверить, что не надо.

Она кинулась было к лестнице, чтобы вырваться на улицу, на воздух. Дышать, дышать, рассеять боль и горечь в ветре, в стеклянных бликах окон верхних этажей, в разговорах прохожих и шелесте листьев. Но остановилась. Почему-то перед глазами встал хищный жестокий взгляд соланирца, поглощающая свет чернота заплетённых в косу волос. Будто покажись Талла на улице, он немедленно обнаружит её, схватит, увезёт к отцу. И тогда она бросилась к Марбл.

Короткий стук – можно к тебе? – слёзы ещё сильней, хотя казалось, Талла уже выплакала их все. Тёплые объятия – как у мамы. Тёплые слова – как у мамы. И пусть Марбл – не мама, но она здесь и сейчас, она гладит и слушает бессвязные всхлипы.

– Он… Он… Я для него, а он… Зачем тогда вообще, если я…

– Ну-ка тише, милая. Эй? Ты же вроде на свидание отправлялась, неужто твой Блаун подлец?

– Нет, нет что ты! – Талла потянула носом воздух с отчаянным подвыванием. – Наоборот, он… Не в нём дело! Это… Это… Итер.

– Кто?

– А, да будь он проклят! Итенерий, Странник! Поверишь ли ты мне? Он бог, а я… Я, как дура! Мы должны были добыть его глаз, чтобы он помог мне всё исправить. Но он… Как глупо-то, Марбл! Он ни во что нас не ставит! Вдруг я ошиблась? Я уже ничего не хочу, ничего-ничего… Может, я просто не способна? Это слишком сложная задача для одной меня. И зачем, скажи? Вот ты живёшь свободно… Даже я теперь живу свободно! Здесь в Амстрене всё не так, а в других городах? Вдруг я просто ничего не знаю о жизни, о мире?

Талла говорила всё подряд. Уже не для Марбл – для самой себя. Вся её цель… Словно детская игра. Глупенькая игра ребёнка, который пытается подражать взрослым и сам себе кажется почти таким же большим и важным. А на деле на него смотрят со снисходительным умилением.