Бог-Император Дюны

— Время имеет разное значение для Тебя и для меня, Владыка, сказал Монео. — Хотелось бы мне знать, что оно значит для Тебя.

— Ты мог бы узнать это, но не узнаешь.

Монео услышал укор в этих словах и примолк, вместо этого обратясь мыслями к проблемам меланжа. Не часто Владыка Лито заговаривал о спайсе и, обычно, заговаривал о нем только тогда, когда назначал или отнимал меланжевые пайки, выдавал награды или посылал Рыбословш за только что обнаруженным хранилищем. Величайший из остающихся складов спайса, знал Монео, находился в некоем месте, известном только Богу-Императору. Когда Монео был только первые дни на королевской службе, Владыка Лито надел на него капюшон, закрывавший глаза, и провел в тайное место по извивающимся проходам.

Монео ясно понимал только, что идут они где-то под землей.

«Когда я снял капюшон, мы были где-то под землей».

То, что увидел Монео, наполнило его благоговейным трепетом огромные корзины меланжа, ими заставлено гигантское помещение, высеченное в цельной скале и освещенное старинными глоуглобами с металлическими витыми арабесками. Спайс светился ярко-голубым в тусклом серебряном свете. И запах безошибочно узнаваемый, горький запах корицы. Где-то рядом текла вода. Их голоса эхом отдавались в каменном помещении.

— Однажды все это кончится, — сказал тогда Владыка Лито. Потрясенный, Монео спросил:

— Что же тогда будут делать Космический Союз и Бене Джессерит?

— То, что они делают и сейчас, только более яростно.

Оглядывая гигантскую комнату с ее необъятным запасом меланжа, Монео подумал о том, что происходило в Империи в тот самый момент — кровавые убийства, пиратские налеты, шпионаж и интриги. Бог-Император крепко держал самое худшее под спудом, но даже остававшееся было достаточно дурным.

— Искушение, — сказал Монео.

— Разумеется, искушение.

— А когда-нибудь меланж появится снова, Владыка?

— Однажды я уйду в песок. Я стану тогда источником спайса.

— Ты, Владыка?

— Я произведу кое-что не менее чудесное — иную песчаную форель — гибрид и плодовитую производительницу.

Трепеща при этом откровении, Монео воззрился на затененную фигуру Бога-Императора, говорившего о таких чудесах.

— Песчаная форель сцепится между собой большими живыми пузырями, которые впитают всю воду этой планеты и унесут ее далеко вглубь, точно так, как было во времена Дюны, — сказал Владыка Лито.

— Всю воду, Владыка?

— Большую часть. За три сотни лет здесь опять воцарится песчаный Червь. Это будет новый вид песчаного Червя, я тебе обещаю.

— Как это так, Владыка?

— У него будет животный разум и новая хитрость. Спайс станет намного опасней искать и еще более опасно хранить.

Монео поглядел на каменный потолок помещения, воображением своим сквозь камень видя поверхность планеты.

— Всюду опять будет пустыня, Владыка?

— Водные источники занесет песком, злаки задохнутся и погибнут. Деревья скроются под огромными движущимися дюнами. Песчаная смерть будет распространяться до тех пор, пока… до тех пор, пока не последует неуловимый сигнал, слышимый посреди бесплодных земель.

— Что за сигнал, Владыка?

— Сигнал к началу следующего цикла, к приходу Создателя, к приходу Шаи-Хулуда.

— Это будешь Ты, Владыка?

— Да! Великий песчаный Червь Дюны опять восстанет из глубин. Эта земля опять станет владением спайса и Червя.

— Но что с людьми, Владыка? Со всеми этими людьми?

— Многие умрут. Солнце сожжет кормовые растения и покончит с пышной растительной жизнью на этой земле. Без растительного корма начнут умирать дающие мясо животные.

— И все будут голодать, Владыка?

— По этой стране прошествует голод и старые болезни. Выживут только самые закаленные… самые закаленные и самые жестокие. — Должно ли быть так, Владыка?

— Альтернативы этому еще хуже.

— Расскажи мне об этих альтернативах, Владыка.

— Со временем ты о них узнаешь.

Теперь, в этом шествии к Онну в утреннем свете, идя рядом с Богом-Императором, Монео мог лишь признать, что да, он узнал об этих альтернативах и о зле, которые они принесут.

Монео знал, что для большинства покорных подданных Империи то знание, которым он так твердо владел, покоилось скрытым в Устной Истории, мифах и безумных россказнях, рассказываемых нечастыми сумасшедшими пророками, возникавшими на той или иной планете, творя недолговечных последователей.

«Я знаю, что делают Рыбословши».

Он знал также о грешниках, наблюдавших за муками своих товарищей по людскому роду, сидя за столом и обжираясь редкими деликатесами.

Пока не пришли Рыбословши и кровь не стерла подобных сцен.

— Мне понравилось, как твоя дочка наблюдала за мной, — сказал Лито. — Она не осознавала, что мне это заметно.

— Владыка, я страшусь за нее! Она — моя кровь, моя…

— Моя тоже, Монео. Разве я не Атридес? Ты бы лучше побаивался за самого себя.

Монео быстро окинул боязливым взглядом тело Бога-Императора. Признаки Червя оставались слишком явными. Монео поглядел на кортеж, следующий за ними, затем на дорогу впереди. Они были сейчас на крутом спуске, прорезанном петлями дороги и окаймленном высокими стенами рукотворных скал той защитной кручи, что огораживала Сарьер.

— Сиона не оскорбляет меня, Монео.