Бог астероида

Судя по позам этих насекомых и расположению их гладких, трубчатых конечностей, более длинных чем у людей, создавалось впечатление, что они были прямоходящими. Они были невообразимо гротескными, а структура их тел, развивавшихся в среде, где почти отсутствовала сила тяжести, была фантастически пористой и хрупкой. Множество других тел аналогичного типа впоследствии были найдены на других участках планетоида; но больше никаких живых существ экспедиция не обнаружила. Очевидно, вся жизнь Фокеи погибла в трансарктической зиме афелия.

Когда людям удалось проникнуть внутрь «Селенита», они нашли на полу нечто вроде журнала или блокнота. Прочитав его, они выяснили, что скелет – это всё, что осталось от Эдмонда Беверли. В корабле не было никаких следов двух его спутников; но при изучении журнала нашлись записи об их судьбе, а также о последующих приключениях Беверли почти до самого момента его смерти, причина которой была весьма подозрительной и совершенно необъяснимой.

История его была странной и трагической. Похоже, что Беверли вёл свои записи день за днём, с самого момента отлёта с Большого Сирта, стремясь сохранить некое подобие морального и душевного здоровья среди чёрного отчуждения и дезориентации в необъятной беспредельности. Я переписываю здесь содержание журнала, опуская только более ранние отрывки, которые полны незначительных деталей и самоосуждений. Все начальные записи имели даты, и Беверли совершил героическую попытку измерить и разграничить с точки зрения земного времени ночь пустоты, лишённую времён года. Но после катастрофической посадки на Фокее он отказался от этого; и остаётся только гадать, как долго он вёл свои записи.

10-е сентября. Марс – всего лишь бледно-красная звезда в наших кормовых иллюминаторах. Согласно моим расчётам, мы скоро приблизимся к орбитам ближайших астероидов. Юпитер и его система лун кажутся сейчас далёкими, как никогда, словно маяки на недосягаемом берегу безмерности. Ещё больше, чем в начале, я чувствую, эту ужасную, удушающую иллюзию, сопровождающую путешествие по эфиру, когда ты совершенно неподвижно висишь в статичной пустоте.

Гершом, однако, жалуется на нарушение равновесия, сильное головокружение и постоянное ощущение падения, словно корабль под его ногами с невероятной скоростью погружается в бездонное пространство. Причина таких симптомов мне непонятна, так как регуляторы искусственной гравитации находятся в отличном рабочем состоянии. Мы с Кольтом не страдали от подобного расстройства. Мне кажется, что чувство падения было бы облегчением от этой иллюзии кошмарной неподвижности, но Гершом, похоже, сильно огорчён этим и говорит, что его галлюцинации усиливаются, а интервалы между ними, когда он чувствует себя нормально, становятся всё меньше и короче. Он опасается, что эти галлюцинации станут непрерывными.

11-е сентября. Кольт сделал оценку наших запасов топлива и провизии, и считает, что при тщательной экономии мы сможем достичь Европы. Я проверил его расчёты и обнаружил, что он слишком оптимистичен. По моим оценкам топливо закончится, когда мы будем ещё на полпути, в поясе астероидов; хотя еды, воды и сжатого воздуха нам, возможно, хватит на большую часть пути до Европы.

Это открытие я должен скрывать от других. Возвращаться назад слишком поздно. Интересно, были ли мы все безумны, начав это бродяжное путешествие в космическую необъятность без настоящей подготовки, не подумав о последствиях? Кольт, кажется даже потерял способность к математическим расчётам: его вычисления полны самых вопиющих ошибок.

Гершом не может спать и даже не способен выстоять свои часы на вахте. Галлюцинация падения постоянно преследует его, и он в ужасе кричит, думая, что корабль вот-вот рухнет на какую-то тёмную неизвестную планету, к которой его тянет непреодолимая гравитация. Еда, питьё и передвижения очень трудны для него, и он жалуется, что даже не может сделать полноценный вдох, что от стремительного падения у него перехватывает дух. Состояние Гершома в самом деле болезненно и плачевно.

12-е сентября. Гершому становится хуже; бромид калия и даже огромная доза морфия из аптечки «Селенита» не облегчают его состояния и не помогают ему уснуть. У него вид утопающего человека, и он, похоже, находится на грани удушья. Ему трудно говорить.

Кольт стал очень замкнутым и угрюмым, он огрызается, когда я обращаюсь к нему. Я думаю, что бедственное положение Гершома сильно на него повлияло, так же, как и на меня. Но моё бремя тяжелее, чем у Кольта, поскольку мне известно о неизбежной гибели нашей безумной и злополучной экспедиции. Иногда я хочу, чтобы всё закончилось… Преисподние человеческого разума более обширны, чем космос, они темнее межпланетной ночи… и мы втроём провели в аду несколько вечностей. Наша попытка бежать лишь погрузила нас в чёрный безбрежный лимб, через который нам суждено тащиться к нашей собственной личной погибели.