Боевые девчонки

Уже в кровати она поворачивает бусину-кимойо на браслете, и перед глазами возникает голограмма. Сначала картинка светится голубым, затем золотая вспышка освещает нити, очерчивающие силуэты людей в помещении. Потом появляются цвета, и Айфи уже видит людей на смотровой площадке.

Она может легко приглушить свет в своей спальне, но это комната на одного человека, хотя в основном в общежитии живут по двое, иногда по трое. Айфи нечем украсить жилище. Никаких семейных фотографий или памятных вещей, вроде бумажных книг, доставшихся по наследству. Никаких украшений, одежды и сувениров от братьев и сестер. Свет голограммы падает на стол, на котором лежат несколько планшетов, несколько браслетов кимойо для запястий, ножные браслеты и несколько бумажных журавликов, помятых и потемневших от времени.

Но никто не слышит диалог, который слышит она.

Воздух плавится от их натужной непринужденности. Они изо всех сил стараются естественно вести себя с Дэреном, но получается плохо: или слишком натянуто, или чересчур раскованно, а когда смеются, смех звучит преувеличенно громко.

Но один говорит уверенно. Затрагивая месторождения и корпорации, он почти шепчет, будто и правда боится, что их подслушивают. Вскользь упоминает, что Дэрен может стать очень богатым, и тогда Дэрен смотрит на него сверху вниз так, что Айфи недоумевает, что же случилось между ними и почему у Дэрена так быстро изменилось настроение. Но по его выражению, по тому, как высоко он держит подбородок, понимает. Я не такой, как вы, говорит его поза, волны, которые от него исходят. Ей не нужно проникать в его мозг, чтобы узнать это. Не все, что я делаю, я делаю для себя.

Ничего нового Айфи, конечно, отсюда не вынесет. Просто еще одна возможность убедиться, как хорошо она умеет взламывать ближайшую камеру наблюдения с нужным ракурсом, чтобы видеть лицо каждого из группы. Кроме того, она рада, что аудио такого хорошего качества.

Один из ойнбо говорит:

— Вы же их как-то называете, да? Udene? Стервятники?

Все умолкают. Это спросил тот, уверенный. Айфи запомнила: его показатели жизнедеятельности лучше, чем у остальных. Он довольно спортивный, хотя ясно, что большая часть тела механизирована. Глаза цвета льда, а волосы такие, словно солнце забрало из них весь цвет.

Дэрен неодобрительно смотрит на него и долго молчит. Потом говорит:

— Да, мы их так называем.

На голограмме он неподвижен и напружинен, как будто готов броситься на любопытного и взять за горло. Айфи видит, что все вокруг именно этого и ждут. Их нервы натянуты.

— И я вам скажу. — Дэрен делает шаг к мужчине. — Вам лучше не знать, как они называют вас.

Запись на секунду подвисает. Дэрен в нескольких сантиметрах от него. Лицо ойнбо исказилось. Зрачки расширились от страха. Айфи чувствует гордость, что Дэрен вселяет такие чувства в чужестранцев.

Потом ее мысли обращаются к воздушным биафрийским мехам, вступающим в бой с нигерийскими военными силами. Стервятники.

Радость куда-то испаряется. Айфи смотрит на мерцающий экран, потом удаляет запись не колеблясь. Она не хочет поддаваться искушению пересмотреть ее. Костюм охлаждает кожу и регулирует сердцебиение, подготавливая тело к хорошему сну по режиму. Но ум не прекращает работать.

Айфи до сих пор не может спокойно слышать, когда стервятниками называют тех, кто похож на Онайи.

Глава 19

Онайи нужно несколько секунд, чтобы вспомнить, где она. Она пытается встать, но все так онемело, что ее будто приковали к кровати. Внезапно до нее доходит: это самый долгий отдых как минимум за последний месяц, а скорее, за последние четыре года. Сражения. Перемещения из лагеря в лагерь. Онайи привыкла спать стоя, с винтовкой на плече. Иногда, сидя в мехе, удавалось закрыть глаза и по­дремать минуту-другую, пока не приходил приказ отправляться в очередной бой.

Онайи оглядывает комнату и не может найти винтовку. Переодеться не во что, только камуфляжные штаны да рваная темно-зеленая футболка, в которой она спала. В окно льется солнечный свет. По расположению лучей понятно, что сейчас утро. Но разум все еще затуманен. Тело болит, словно она переела сна и теперь ее тошнит от несварения.

Все же она заставляет себя сесть в постели, невзирая на боль и скрип суставов, и сгибает пальцы металлической руки. Трогает щеку живой рукой, нащупывает вмятины, оставленные металлом. Усмехается: некоторые привычки не умирают.

С трудом поднявшись, растягивает все тело. Наклоняется, касаясь живой рукой пальцев на ногах. Щелчки раздаются вдоль всего позвоночника. Она выполняет каждую растяжку медленно, даже продолжает зарядку сидя. Ей нужно время, чтобы пере­ориентироваться, вспомнить последний бой и зачистку нигерийского лагеря, и как Чинел нашла ее, и как они потом ехали в джипе. Она помнит Энугу отдельными вспышками, как глючную голографическую запись. И все время — призрак ребенка, который, казалось, постоянно парит где-то возле Онайи, оставаясь невидимым. Призрак Айфи.

После растяжек она садится на пол и прижимает ладони к глазам. В голове ясность, какой не было давно.

Она выходит из комнаты.