— Я хочу, чтобы ты была богаче, чем можешь себе представить. Хочу, чтобы тебе больше никогда не пришлось лезть на дерево, чтобы сорвать манго. Чтобы тебе подавали манго. Я хочу, чтобы у тебя были слуги, которые станут готовить тебе оги и жарить акару. Ты никогда больше не будешь работать и сможешь купить все, что пожелаешь. Тебе просто нужно вернуться на службу. — Он затягивается и выпускает клуб дыма. — Снова стать солдатом.
— Я никогда не переставала быть солдатом.
Через секунду улыбка исчезает с его лица, и он поднимается из-за стола. Онайи замечает, что его шаги стали тяжелее — каждый шаг оставляет следы на земле.
— Конечно. Поэтому, едва ты оказалась здесь, тут же начала оценивать оборону моего лагеря. Наверное, чтобы сказать мне, как можешь помочь?
Он стоит так близко, что она чувствует запаха пота, смешанный с едким дымом.
— Или думаешь, как сбежать? — Он наклоняется к ней так, что их носы почти соприкасаются. — Это не так просто, как тебе кажется.
Прежде чем Онайи успевает отреагировать, он ловит ее руку и выхватывает железку. Она совершенно забыла о ней. Генерал-майор улыбается, держа Онайи на расстоянии вытянутой руки, и медленно проводит железкой себе по шее, по тому месту, куда Онайи готовилась вонзить осколок, защищая Чинел.
Кровь цвета нефти сочится из раны, но генерал-майор двумя пальцами раскрывает рану еще шире, обнажая металлические пластины и клапаны.
— Ты все равно не смогла бы даже поцарапать меня там, где это опасно. — Он спокойно возвращается к столу и вытаскивает тюбик хирургического герметика «МеТро», похожий на зубную пасту. Выдавливает по контуру раны. Кожа стягивается, и вскоре на месте раны остается лишь тончайший шрам. Кровотечение прекращается. Он бросает тюбик Онайи, и та ловит его одной рукой. Садится обратно за стол:
— Итак, богатство не сработало. Мне что, начать взывать к чувству патриотизма? К твоей любви к юной Республике Биафра?
Онайи молчит.
— А может, начать угрожать твоим подружкам? Этого ты хочешь?
Ее руки, сжатые в кулаки, дрожат. Она яростно уставилась на него, прикидывая расстояние. Интересно, успеет ли она добраться до его шеи. Нужно схватить пресс-папье, разбить, перепрыгнуть через стол и проткнуть ему глаз, чтобы вывести из строя, пока она не найдет разъем — наверняка где-то на затылке, — и вырвать его. А она его обязательно найдет.
— Моя смерть тебе не поможет.
— Зато мне полегчает.
Его губы раздвигаются в усмешке. Разводит руками, словно сдаваясь:
— Так чего же ты хочешь?
— Найти сестру.
— Твою сестру? — Он машет в сторону входа. — Конечно. Она же где-то здесь. Разве они тебе все не сестры? Ты ведь тут самая главная сестра.
— Нет. — Она сознает, что говорит это слишком твердо, словно отметая всех остальных. И нет, она не хочет, чтобы этот отвратительный человек думал, что они не важны. Просто не знает, как сказать этому тюремщику, что именно ей нужно. — Есть одна девочка. Когда бело-зеленые ушли, я пошла к ее убежищу, но ее там уже не было.
— И ее не было среди мертвых?
Вообще-то у них не было времени осмотреть всех, но Онайи отвечает:
— Нет.
— Думаешь, ее забрали?
— Да. Я найду ее. Я верну ее.
— Куда? — Впервые за разговор генерал-майор злобно повышает голос. — Куда ты ее вернешь? У вас что, есть дом?
Онайи отвечает сквозь зубы:
— Мы построим новый.
— Помоги мне бог! — в сердцах бросает генерал-майор, бессильно всплескивает руками и плюхается на стул, как сдувшийся скафандр.
Онайи слышит шаги позади себя. Подойдя ко входу, военный отдает честь.
Генерал-майор подзывает его:
— В чем дело, лейтенант?
— Место крушения, которое вы приказали осмотреть. — У него в руках видавший виды, ободранный планшет. Он вытирает грязь с экрана, прежде чем передать его генералу.
Генерал-майор бросает взгляд на Онайи, скользит пальцами по экрану, затем приближает что-то, раздвигая пальцы, и сдвигает их снова. Швыряет планшет со всей силы на другой конец стола, где он зависает на краю.
— Твоя сестра! — говорит он, нахмурившись.
— Что? — выдыхает Онайи. Она хватает планшет и пытается разглядеть что-нибудь на перепачканном экране. Наконец находит сенсорную панель. Ее пальцы танцуют над клавишами. Перед ней возникает голограмма. Трехмерная проекция чьего-то поля зрения.
Они в лесу. Несколько человек. Солдаты Биафры. Потом помехи, а потом они оказываются в пустыне. Взбираются на холм. То, что они видят, открывается перед Онайи.
— Только животные на это способны, — говорит генерал-майор. В его голосе нет злобы, только брезгливость. — Но я слышал, что на севере все такие. Живут тем, что дает земля, и мы, возможно, первые настоящие люди, которых они увидели. Они не знают, что не должны есть нас. Не знают, что люди не поступают так — только те, кто стоит ниже человека, способен на такое. Но ничего не поделаешь. Собаке можно скомандовать, но бессмысленно приводить ей разумные доводы. — Он качает головой. — Единственное, чему собака может научить человека, — то, что собака глупа. Ничего не поделаешь…
Планшет с треском разламывается пополам.