Козорез в доме услышал стрельбу, доносившуюся с берега. Удивительно долго там стреляли, и Артему очень хотелось, чтобы подручные Свирида вернулись. А лучше вползли окровавленные и, глянув мертвеющими глазами, сообщили, что не вышло, что ушли люди Козореза и перебили нападающих. Но нет, эти головорезы знали свое дело. Вернулись все четверо, мокрые по пояс. Коротко сказали:
– Порядок!
– Все? – уточнил Свирид.
– Все, – ответил старший из парней.
«Вот так, значит, – подумал Козорез и опустил голову. – В меня верили, мне верили, а на деле оказалось, что я пустое место и ничего не решаю. И в борьбе я ничего не значу. Почему? Да потому что это не борьба, а сплошной спектакль, политика. Правильно сказал Свирид. И теперь вообще непонятно, кто, за что и против кого сражается. Самое главное, теперь непонятно за что!»
Когда Коган вернулся в землянку, там были только Леонтий и Петро. Отец с сыном сидели за столом напротив друг друга и горячо спорили. Точнее, доказывал что-то отцу Петро, а сам Вихор только мотал головой, то и дело впиваясь пальцами в свою косматую голову. Когда Коган вошел, то оба повернули головы и посмотрели на него. Посмотрели по-разному, и это сразу бросилось в глаза Борису. Многое в этой землянке изменилось за этот вечер, очень многое. Петро смотрел на Когана с надеждой, но с надеждой на что? Что Борис поддержит его точку зрения или поведет их всех в светлое будущее? Или подскажет, что делать и как дальше жить, и этим сразу решит все проблемы?
А вот Леонтий смотрел по-другому. В его взгляде была не просьба и не согласие. И даже не недоверие. Скорее обреченность, что придется согласиться или что придется идти за этим человеком. Коган не стал спрашивать разрешения. Он просто подошел к столу, перекинул ногу через лавку и уселся сбоку, глядя на отца и сына.
– Митинги закончились? – спросил Коган, чтобы не выпускать инициативу из рук.
– Митинговать будут всю ночь, – заверил Петро. – Ты в головах у них все перевернул, глаза им открыл.
– Я? – удивился Коган и покачал головой: – Ты, Петро, недооцениваешь своих людей. Это плохо для командира. Плохо недооценивать своих людей, ведь с ними идти в бой, учитывая их способности и достоинства.
– Я знаю своих людей, – в запале ответил Петро, но тут его осадил Леонтий:
– Знаешь? А кто недавно пистолет к твоей голове приставлял? Не твои люди? Или эти их способности посягать на жизнь командира ты знал и раньше? Нет, прав Борис, дела наши не очень хороши. Никуда не годятся наши дела. Смятение он внес в их головы, а не порядок там навел. Теперь их всех понесет в разные стороны. Кого куда!
– А те, что были с вами здесь? Они на чьей стороне? – спросил Коган.
– Те, кто был здесь и слушал тебя, теперь ни на чьей стороне. Они запутались, они не знают, что делать. Но они и не на той стороне, что были раньше. Они не будут защищать немчуру и англичан. Они хотят быть сами за себя. Вот за эту землю, в которой мы выкопали землянку и прячемся.
– Хорошо сказал про землю и землянку, – с усмешкой похвалил Коган. – Ваша земля должна была гореть под ногами оккупантов. А прячетесь, зарывшись в нее, вы. На кой вам черт немцы?
– Правильно, – согласился Вихор. – Немцев нам не надо. За своих ставленников Гитлера мы воевать тоже не хотим. Сами мы в норах сидим, как кроты. И что нам делать? Выйти в поле и гордо помереть за родину? Сколько нас здесь, оборванцев, отщепенцев? Мало против всей организации украинских националистов. И что остается? Искать союза с Красной армией? Простите, родимые, бес попутал, не в ту сторону стреляли, не тех ненавидели?
– А если без иронии и вполне серьезно? – посмотрел на Вихора Коган. – А почему бы и нет? Да, вот прямо так и сказать! До войны с Советами плохо жилось на Украине. Да даже во время войны вас пытаются спасти, фронт идет на вас, партизаны сражаются с оккупантами, им помогает советская власть. А партизаны такие же украинцы, как и вы. И сколько украинцев сражается в Красной армии? Да просто из двух зол выбирать надо меньшее. От Гитлера вам ждать нечего, будете при его колонистах и помещиках наемными работниками, поденщиками за гроши и кусок хлеба. Они же украинцев и русских за людей не считают. И Бандера им нужен до поры до времени. А при советской власти на Украине вывески на магазинах были на двух языках: на украинском и на русском. Это вам ничего не говорит? Это вам не признание равных среди равных? Что вы все кичитесь и обособляетесь? Не проще жить в добром соседстве, как хорошие люди на одной лестничной площадке: квартиры разные, а живут рядом и дружат, помогают друг другу. Кто соли одолжит, кто луковицу, потому что соседка не успела в магазин после работы зайти. А кто и с дитем соседским часок посидит, пока молодые родители на танцы сходят. А ведь так и было, пока вы сами все не испортили!
– Ты все время говоришь: вы, вы, вы, – вдруг вставил Петро. – А ты что, чужой, что ли, не наш?