Боеприпасы на зиму

— Оторвите мне хвост, оторвите хвост… — Иосиф внезапно сильно вздрогнул и, рывком, обернулся к подруге: — Ты же не собираешься оставить такое чудо на этой ржавой развалюхе, да? Ты ведь для этого приехала, да? Да?

— Да, Изя. — устало отозвалась Гюрза. — Мне нужен пескоход. И солярка.

Ящер понимающе закивал:

— Проблемы с нанимателями?

— Это еще мягко сказано, — пробормотала селевиния и кратко поведала свою историю. Иосиф осуждающе пошипел.

— Значит, тягач замаскирован в пустыне, да… — он прикрыл внутренние веки и весь изогнулся, с надеждой уставившись на гостью. — А что мне за помощь? Ты ведь отдашь покрышки старому другу? А? Отдашь?

Гюрза развела лапками.

— Отдам. Мне сейчас не до роскоши.

Иосиф просиял, его длиннющий хвост ракетой взмыл к своду.

— Гюрза-джан! О спасительница! Вай-ме, вай как хорошо! Дам лучший пескоход, два-шестнадцать, оторвите мне хвост если вру, а то!

— Два-шестнадцать? — недоверчиво переспросила Гюрза. — Очумел? Мне нужно багги, а не мотоцикл!

— А багги сейчас нету, — моментально отозвался ящер. — Э, дорогая, какое сейчас время для багги?! Они знаешь, сколько бензина жрут? Ох! Не напасешься! Я соберу такой два-шестна…

Селевиния молча провела лапкой вдоль губ в жесте «закройся». Давно привыкший к ее манере общения, Иосиф послушно умолк и навострил хвост.

— Я не собираюсь таскать сына на мотоцикле, — резко заметила Гюрза. Открыв дверцу пикапа, она расстегнула ремень безопасности и взяла Сая на руки, мышонок сразу обнял мать.

— Нужен закрытый четырехколесный пескоход, как минимум восемь-семьдесят, а лучше восемь-сто десять. С фильтрацией.

Ящер приоткрыл пасть и вновь захлопнул. Помолчал, опустив внутренние веки.

— Не хватит, — заявил он, наконец. — Покрышки хорошие, не вру. Но столько не стоят.

— Бери в придачу пикап.

— Такую рухлядь бесплатно не возьму, Гюрза-джан! Обижаешь, да?

— Тебя обидишь, как же… — пробормотала селевиния. — Ладно. Давай так: сейчас бери пикап вместе с покрышками, а когда я вернусь на тягаче — мы его продадим и поделим кумыс поровну.

Иосиф помолчал, раздумывая над предложением.

— Нынче на машины с большими моторами спроса нет… — протянул он после паузы.

— Даже на шахтах?

— А там дизель не возьмут, у них нормативы на выбросы, Гюрза-джан.

Селевиния стиснула зубы.

— Волосатый Ори, об этом я позабыла…

— А я помню, — вздохнул Иосиф. — В общем, Гюрза-джан, не могу. Прости, родная, как сестру люблю, но — не могу. Семью кормить надо, понимаешь, да?

Гюрза моргнула.

— Семью? Какую семью? Вы ж яйца откладываете да и забываете про них!

Ящер оскорбленно вскинул голову:

— Ай-ай-ай, темное ты существо, Гюрза-джан. Даже не знаю, обидеться, что ли? А?

— Ты обижаться не умеешь, чешуехвостый.

Иосиф усмехнулся.

— Смотря на что, драгоценная, — тихо отозвался он совсем другим тоном, но тут же вновь встрепенулся: — Как не знаешь, а? Мой вид живородящий. Только два вида ящурок так умеют.

Гюрза гневно свернула ушки:

— Ладно, живородящий ты мой, только вот для семьи обычно еще и самочка требуется…

— А что мы все про семью, да про семью? — поспешно оборвал Иосиф. — Тоже мне, тема! Ладно, закроем тему… Гюрза-джан, в общем так. Отдавай пикап, отдавай тягач как есть, получишь восемь — сто десять с фильтрацией.

Селевиния прищурила глаза.

— Тягач стоит семь-восемь литров. Не жирно будет, а?

— А солярка? А риск? А если не смогу продать? А если он в плохом состоянии?

— Ты ж его сам мне толкнул, прохвост ты этакий!

— Но как ты с ним обращалась! Кто знает? Гюрза-джан, как сестру люблю, но в таких делах я и сестре не доверяю, оторвите мне хвост, если вру.

— Че-то мне подсказывает, не врешь, — процедила селевиния сквозь зубы. Помолчала, раздумывая над ситуацией.

— Я могу подать в суд на Матушку Мирту за невыполнение контракта? — спросила угрюмо. Иосиф с грустью покачал головой:

— У тебя нет свидетелей.

— Но они же…

— Они скажут, что ты ночью похитила канистры и бросила караван в пустыне. Четверым поверят скорее, чем одной бывшей наложни… — ящер запнулся, — …наемнице.

Гюрза понимающе усмехнулась.

— Ясно. Все животные равны, но некоторые более равны, чем другие.

— Знаешь классику, Гюрза-джан? — удивленно спросил Иосиф. Селевиния скрипнула зубами.

— Я умею читать, Изя. И говорю на трех языках. Я не всегда жила… так.

Ящер встрепенулся:

— Погоди, бриллиант моей души, погоди. Говоришь на трех языках? А английским владеешь?

— Свободно.

— Оппаньки… — Иосиф ошалело посмотрел на собственный хвост. — Откуда?!

— Не важно, — угрюмо отозвалась Гюрза.

— А все-таки?

— Сказала, не важно! — огрызнулась селевиния. Ящерка озадаченно попятилась, Гюрза вздохнула. — Ну… На моей прошлой работе… До спецназа… Иногда приходилось, м-м-м, общаться, да, общаться с иностранцами.

— Оу… — протянул Иосиф.

— Угу. Селевинии — самый редкий вид грызунов, вот и… Пользовалась успехом, — Гюрза яростно стиснула коготки. — Доволен? Все выведал? Не желаешь меня заценить? Ты, вроде, самец…

— Зачем так, Гюрза-джан? — ящер обернул хвостом ноги. — Друзей обрести трудно, потерять легко, знаешь… Эх… Бриллиант мой, истинно говорят: пусть алмаз неграненый, да под верным углом и он заблестит. Хочешь подзаработать?