Бочка но-шпы и ложка яда

Признаться, я лишилась дара речи, стояла и хлопала глазами, но в конце концов нашла в себе силы сообщить:

— Банку нашли.

— Да? И пока все живы?

— Вынуждена заметить, что это плохая шутка.

В этот момент я вспомнила о звонке в прокуратуру и подумала: стоит ли сообщить Аркадию Витальевичу о нашедшейся банке или нет? В конце концов пришла к выводу, что стоит, и отправилась к телефону. В кухне Роза болтала с сиделкой.

— Как себя чувствует Сусанна? — спросила я.

— Все пытается что-то сказать и злится. Просто беда. У старушки тяжелый характер. Вы бы мне на смену кого-нибудь пригласили, она ведь Николая Чудотворца на грех наведет.

— Софья Андреевна постарается решить этот вопрос, — вздохнула я, справедливо полагая, что долго Сусанну никто не выдержит. Но это было не последним испытанием для моих нервов в то утро.

— Лариса Сергеевна, — услышала я и, обернувшись, увидела Ольгу. Сложив на груди руки, она смотрела на меня с вызовом, точно уличила в мошенничестве. — По-моему, он не в себе и собирается уезжать.

— Кто? — разозлилась я.

— Макс, разумеется.

Бедный мальчик, я о нем совсем забыла.

— Где он?

— В своей комнате.

Я отправилась туда, заливаясь краской при одной только мысли, что придется посмотреть в глаза несчастному ребенку.

Дверь в его комнату была приоткрыта. Макс с унылым видом бросал свои вещи в чемодан, который лежал на кровати.

— Ты уезжаешь? — спросила я, от волнения начав заикаться.

— Да.., дела. Я, собственно… — Он отвел глаза, сел напротив и стал разглядывать свои руки. — Я совершенно не поэтому, просто у меня действительно дела.

Пока я размышляла, что лучше сделать, уйти или попытаться поговорить с ним, он поднял голову и вдруг заплакал.

— Ты всегда считала меня ребенком, — произнес он с душевной мукой.

— Макс, — промямлила я и тоже зарыдала.

— Очень трогательно, — буркнула Ольга и с досадой хлопнула дверью.

* * *

Разумеется, Макс никуда не уехал. Мы трижды просили друг у друга прощения, обнялись, поплакали, он обещал видеть во мне старшую сестру, а я в нем лучшего друга. Роза принесла нам чаю, и мы вроде бы успокоились. Но смотрел он на меня по-прежнему с мукой, и я некстати подумала: «Надо срочно выходить замуж, Софья права».

Макс отправился искать Ольгу, а я в сад, где к Марине, Павлу и Валентине присоединилась Софья.

Она взглянула на меня с беспокойством, а Павел с усмешкой. Они вели какой-то нудный литературный спор, и я подумала, что смогу, невнятно мыча время от времени, предаться собственным размышлениям.

— Лариса, — обратилась ко мне Серова. — Борис ведь, кажется, работал на компьютере?

— Да, — кивнула я с готовностью, теряясь в догадках, зачем спрашивать о том, что ей и так хорошо известно.

— Я кое-что нашла в его бумагах, — осчастливила Валентина и полезла в сумку, которую вечно таскала с собой. Сумка больше напоминала торбу, и при желании в нее можно было запихнуть саму Валентину. Таковое желание у меня и возникло, как только она извлекла из сумки тетрадь и протянула ее мне. Обычная тетрадь в девяносто шесть листов, исписанная безобразным почерком, который и понять-то невозможно.

— Что это? — нахмурилась я.

— По-моему, часть его романа «Дети огня». Но почерк точно не Бориса.

Мы с Софьей быстро переглянулись.

— Это мой почерк, — с улыбкой сказала Софья. — Борис в то время был болен и не мог сидеть за рабочим столом. Я помню, как он лежал в кресле на веранде и диктовал мне эти бессмертные строки. — Она прикрыла глаза и добавила с чувством:

— Вот тогда я осознала, что он гений.

Все замерли, наблюдая за Софьей, слезинка скатилась по ее щеке, оставив на ней мокрую бороздку.

Софья вздохнула и заметила с печалью:

— Мне так его не хватает.

— Эта ужасная потеря для всех нас, — тут же влезла Скворцова, скорбно кивая.

— Тетрадочку дайте сюда, — без перехода сказала Софья и взяла из рук Серовой тетрадь. — Она дорога мне как память о тех светлых мгновениях.

Серова сидела с постной миной и вроде бы терялась в догадках, что сказать, вещь прямо-таки фантастическая, обычно недостатка в словах у нее не было.

— Пойду распоряжусь подать чаю, — улыбаясь во весь рот, возвестила я, Скворцова припустилась за мной.

— Какого черта ты позволила этой грымзе копаться в архиве? — зашипела она, как только мы удалились на почтительное расстояние.

— Я же говорила, Валентина хочет написать романизированную биографию Бориса.

— Черта лысого она хочет, — рыкнула Скворцова, гневно сверкая глазками. — Бориса она всю жизнь презирала и терпеть его не могла за то, что он стал в пять раз популярней, чем она. Я тебе скажу, что она ищет, — перешла на шепот Скворцова, нервно оглядываясь. Я, признаться, насторожилась. — Ходили слухи, что на Бориса работала бригада «негров».

Я с облегчением вздохнула, услышав это.

— Тебе прекрасно известно, что данное утверждение — чепуха.