Блуждающее время

– В странностях и непонятности. Я тогда братцу не говорила, а тебе скажу: по картам и другим моим данным выходило, что ты, Павлуша, своему родному отцу однажды, извини, морду в кровь разнесешь. Вот что выходило, к примеру. И таких странных случаев на твоем пути я обнаружила тогда много…

– В чем же странность этого случая? Мало ли, бывает же, что и самые родные дерутся.

– Да странность, Павлуша, в том, что ты ему набил морду, прости за выражение, когда еще младенцем был. Ну, по моим картам выходило, что тебе должно было быть в то время недели две-три, а то и значительно меньше… То-то, мое дитятко…

Павел так устал все время напрягаться и встречать на каждом шагу «необычное», что среагировал на такие прозрения довольно вяло.

– И странно, что примерно в это время твоему отцу действительно в кровь лицо разбили, но, конечно, не ты, а какой-то незнакомый тип, баловень судьбы, – на гулянке. Вот какие бывают совпадения или несуразицы.

И тетенька так пристально посмотрела на Пашу, что на этот раз ему стало не по себе. «Ну что ж, – вздохнула она, – что было, то прошло, сейчас, ты взрослеешь, Павел, и вижу, что идешь ты по правильному пути. А об сынке твоем я крепко подумаю, вдруг что-нибудь да найдем. Никаких примет не надо. Я другой способ применю.

– А сколько ждать-то? – загрустил Павел.

Тетя округлила глаза.

– Чего ты такой торопливый-то стал? За скоростью света гонишься?

– Снять надо одну тоску.

– Ты мне скажи, ты из любви его ищешь или по любопытству, какому-то необычному любопытству, я бы сказала? Или страдаешь по нем?

– И так и так.

– Ну, если и так и так, то приходи завтра, торопыга. Ох, и нескучная ночь мне сегодня предстоит…

И Далинин пришел «завтра». Хозяйка встретила его обескураженно и озабоченно… Усадила на сей раз за самовар. Такое же мягкое кресло, в котором утонешь. Только кот у самовара – получерный, огромный и ласковый, как медведь.

У Тамары Ивановны даже голубые жилки на шее нервно дергались.

– Вот что я тебе советую, – сказала, – не ищи ты его. Не то, что беда тебе от него будет, но намного хуже. Он жив. А большее от меня скрыто. И могу только добавить: если встретишься с ним и тебе повезет, будет большая удача, которая всю жизнь твою перевернет. Но риск великий. Понимаешь? Так сказал мой Наблюдатель.

– А сынка-то как искать?

– Это от меня закрыто. Видно, защищен он. Или просто не надо людям про него знать. Не лезь ты в это дело, Паша. Если свыше угодно, – тетя Тамара закатила глаза, – то он сам тебя найдет, будь ты хоть в луне.

– Но он жив? Это ты точно можешь сказать?

– Клянусь, жив. Пущай мне три дня наливочки малиновой не хлебать, если я ошиблась… Говорю: жив.

Паша хлебнул два стакана этой самой наливки, напился чаю, поцеловал кота, а потом и тетю Тамару в лоб – и утек…

– Жизнью своей не дорожишь, Паша!.. Смотри! – и не связывайся… – на прощанье взвыла ему тетя Тамара, когда он уже спускался по облеванной парадной лестнице вниз.

В смятении на другой день он помчался, по старому обычаю – без звонка, к Корнееву. Егор, не в пример Далинину, в меру толстенький, но с глазами более нездешними, чем у Паши, незамедлительно открыл дверь. То, что Павел увидел, заставило его чуть не подпрыгнуть от радости. За столом, в гостиной, сидели Артем Глубоковский и Марина. «Одно к одному», – подумал он.

И сразу же выложил, что было на душе.

Тут уж Артем неожиданно вспылил. (Марина же была, напротив, совершенно молчалива в этот вечер, сдержанна, и взгляд ее был направлен внутрь себя. Что-то, видимо, происходило в ней свое.)

Артем даже встал с дивана.

– Ну, мальчики, вы совсем с ума сошли… Все-таки, я гляжу, встречи с великими не подняли вас… Один целый час мне говорил, что хочет видеть не будущее, а Себя в будущем, перед концом всех миров… А ты, Павел, вознамерился сбежать туда, ну может, в недалекое будущее… Или в прошлое, за своей Верой… Еще не определился, мол, там видно будет.

– Егор, – продолжал Глубоковский, – ну зачем видеть, узнать себя в этих новых формах, в «будущих» оболочках… Неужели тебе не надоели эти одежды здесь. (Ведь принципиальной разницы не будет). Войди, будь своим вечным бессмертным Я, а не этими… прыгунами… Неужели вечное, абсолютное Я хуже этих временных будущих, прошлых, позапрошлых?! Сколько можно кувыркаться от рождения к смерти, от смерти к новому рождению. Даже самая длительная высшая жизнь здесь в творении, в космосе – не вечная в подлинном абсолютном смысле…

– Легко сказать: будь своим скрытым божественным Я, Атманом, – ответил Егор и тоже встал и заходил по комнате. – Даже в нашей великой старшей сестре, в Индии, – это доступно единицам. Я не Буранов и не Шанкара, чей храм стоит в Индии. Так что, во-первых, я, все еще не готов. Во-вторых, Артем, неплохо было бы понять, чем все эти миры, все эти создания, удаленные от Бога, от Абсолюта, кончат. И чем кончу я, если не войдем в Абсолютную Реальность. Может быть, в мире лежит некая величайшая тайна, истинная причина появления его, пока недоступная. А не просто – мир, всего лишь препятствие, помеха, мешающая войти в Божественное…