Блудное чадо

О супружеских радостях и речи быть не могло, они просто легли рядышком, укрывшись вместо одеяла большой простыней – ночи были очень теплыми.

– Я тебя люблю, – сказала Дениза. – И очень хочу, чтобы ты увидел сыночка.

– Да и я тебя люблю, и я того же хочу. Но поди знай, когда прикажут возвращаться… Завтра пойду к Башмакову, поклонюсь в ножки, может, позволит подольше побыть дома.

Так Ивашка и сделал.

Он был догадлив: не стал падать перед дьяком на коленки и биться лбом об пол, а сперва деловито и толково ответил на все вопросы о лифляндском житье-бытье, возникшие у Дементия Минича при чтении писем. Потом лишь, когда Башмаков сдержанно похвалил его, с самым смущенным видом сказал:

– Батюшка Дементий Минич, не вели казнить… дельце такое, что без твоей воли и приступать боюсь…

– Говори уж.

– Я про Петруху Васильева. Афанасий Лаврентьевич тебе о его шалостях писать не стал, чтобы молодца не позорить, а дельце такое… Приказал мне Афанасий Лаврентьевич его женить!

Много любопытного услышал Башмаков за все годы, что возглавлял Приказ тайных дел, но такого не доводилось.

– Да кто ты таков, чтобы его женить? Отец ты Васильеву, мать, тетка?

– Не вели казнить, вели слово молвить!

И, получив позволение, Ивашка объяснил, как вышло, что ему приказано искать для Васильева невесту.

– Забавно. И что же ты намерен делать? – спросил Башмаков.

– Перво-наперво – в храм Божий, заказать молебен Богородице, чтобы способствовала, и другой – Николаю-угоднику, чтобы хорошее приданое послал, потом – святому Спиридону Тримифунтскому в Даниловом монастыре, и еще, сказывали, принесли с Афона образ «Неувядаемый цвет»…

– Будет, будет! Помолился – далее?

– Далее матушка свах позовет. Все чин по чину… Да только, если свахи обманут и лежалый товар подсунут, с кого спрос? Да с меня же! Вот в чем беда: не хочу Петрухе, дураку, плохую невесту сосватать, а хорошую – тут самому во все вникать надобно! Не только свах слушать – они такого напоют! Самому девок глядеть, о приданом у знающих людей выведывать! Ведь Петруха мне – как брат родной! – пылко восклицал Ивашка.

– Так к чему же ты клонишь?

И тут Ивашка действительно повалился в ноги дьяку.

– Батюшка Дементий Минич, дозволь на месячишко в Москве остаться!

Башмаков рассмеялся:

– Воевода твой знает, что ты в Москве застрянешь?

– Да как же не знать? Понимает, чай, каково, когда свадьбу слаживаешь… Да он без меня не пропадет, есть кому бумаги переводить. Вон Воин Афанасьевич скоро к нему вернется.

– А какого ты мнения о Воине Афанасьевиче?

– Переводит изрядно, почерк у него отменный, из головы ничего не придумывает, непонятное слово хоть час по лексиконам ищет, но найдет…

– Я не про то. Как он с людьми ладит?

Вопрос Ивашку озадачил. Непростой был вопросец, а с подковыркой. Видимо, пока Ивашка хлебал ботвинью, младший Ордын-Нащокин что-то в Кремле натворил.

– А ему и ладить не приходилось. Кто скажет слово поперек воеводскому сыну?

– Ты прав. Но если бывал чем-то недоволен – что делал? Шумел, батюшке жаловался, оплеухой награждал? Или выжидал случая, чтобы поквитаться?

– Нет, оплеух за ним не водилось. Он, Воин Афанасьевич, кроток, да только…

– Что?

– Уж и не знаю, как сказать, чтобы понапрасну не опорочить.

– Да говори уж, как есть.

– Мне все время казалось – он потому на нас не сердится, что за людей не считает. Если оса укусила, чего на нее, дуру, сердиться? Батюшку своего он уважает, да только…

– Из тебя каждое слово клещами тянуть?!

– Только тогда и рад, когда к батюшке наезжают иноземцы или когда батюшка его в Митаву с собой берет или даже одного посылает. Вот если иноземец над ним посмеется, тогда будет большая обида. А то еще было – герцогинины девки над ним смеялись, очень огорчился. А им что – лишь бы зубы скалить! Был бы он ростом на два вершка повыше, да в плечах пошире, да личико не с кулак… Они бы сами на нем висли, я этих девок знаю, они все порченые!

Башмаков задумался.

– Ладно, дам я тебе месячишко на поиски невесты для Васильева, – сказал он. – Но, чтобы не разленился, будешь ходить на службу в Посольский приказ, поучишь там молодых толмачей. И сегодня же сбегай на Варварку, спроси, где дом купца Кольцова, навести Воина Афанасьевича. Узнай, как он там устроился, не надобно ли чего, да приглядись – доволен ли или сердит. Ты его лучше знаешь, ты догадаешься. И тут же донесешь. Ну, ступай!

Сперва Ивашка поспешил к себе в Замоскворечье – обрадовать жену. Потом, поскольку еще не вернул бахмата в государевы конюшни, поехал верхом на Варварку. Там узнал, что Ордин-Нащокин-младший отправился в конную прогулку с приятелем, Василием Чертковым, которого знал еще с псковских времен. Раз привел с собой хорошего аргамака – грех не покататься, людей посмотреть, себя показать. Ивашка согласился, что воистину грех, и отправился доносить Башмакову: Воин-де Афанасьевич жизнью доволен, развлекается.