Блудное чадо

Возвращение в Царевиче-Дмитриев для Денизы оказалось судьбоносным. В январе она поняла, что беременна. Ивашка пришел в бешеный восторг, но к радости прибавились хлопоты. Пришлось отправлять любимую в Москву, к Ивашкиной матери, и вместе с ней поехала Анриэтта. Жизнь в холодном и сыром замке не шла на пользу ее раненому колену.

Анриэтта стала горестной заботой Ивашкиной матушки.

Когда беспутный сынок привез в Замоскворечье двух француженок, не говорящих по-русски, поселил их у себя дома и объявил, что собрался на одной из них повенчаться, матушку Марфу Андреевну чуть удар не хватил.

– Дурак ты, прости Господи, дурень несуразный! – кричала она. – Выбирал, выбирал – выбрал пугало огородное! Чем тебе Агашка Свешникова была нехороша? Дородная, румяная, кровь с молоком! А эта ж чернее сатаны!

Чертей и сатанаилов матушка видела в церкви на образах, где Христос сходит в ад, чтобы вывести оттуда праведников. Там богомазы не скупились на черную краску. Каковы они на самом деле, Марфа Андреевна и помыслить боялась.

Но Ивашка был упрям. Он пошел совещаться к отцу Кондрату, которого в приходе уважали за здравый смысл и не одобряли за склонность к безобидным приключениям вроде поисков клада по древней и неразборчивой записи. Досовещались они до того, что Ивашка, утратив способность переставлять ноги, остался у попа ночевать и радовал соседей непотребными песнями на немецком языке.

Наутро отец Кондрат прислал сынишку за Марфой Андреевной.

– Препятствий не чини, – строго сказал он. – Эти две бабы, каких он из ливонских украин вывез, нашему государю там служили. Так что должна понимать!

– Бабы – и государю служили? Это как же?

– Не твоего ума дело, дура. Ты знай свои горшки и ухваты. А они – служили.

– Так черна же и тоща! Да и стара для Иванушки!

– Молчи и не перечь, дура! Твоему Ивану беречь этих баб самим государем велено! Про Приказ тайных дел слыхала? Вот то-то! Покрестим эту бабу во благовременье – будет тебе невестка! И нишкни! На то государева воля!

– Так и приданого ведь нет!

– Будет!

Дениза, которой Ивашка не просто объяснил положение дел, а даже сводил ее к отцу Кондрату и сам служил им толмачом, креститься согласилась сразу. Ее венчанный муж, которого она не видела более десяти лет, по слухам, был жив, жил с другой женщиной, и та рожала ему детей. Ездить за разводом к папе римскому было сложной и дорогостоящей затеей. Перейдя в другую веру, Дениза обретала свободу.

Так она и сделалась Дарьей, а приданое себе собрала, продав при посредстве Ивашкиных сослуживцев из Посольского приказа свои драгоценности.

Анриэтта же креститься в православие не торопилась.

Она понимала подругу и названую сестру: Дениза полюбила Ивашку, хотела жить с ним, хотела покоя и наконец-то детей. Анриэтта не любила никого – да и мудрено было полюбить после всех ее похождений.

Когда Дениза родила Варюшку, когда научила соседских девок вышиванию и плетению кружев на фламандский лад, когда заговорила по-русски, Марфа Андреевна понемногу полюбила ее. И тут Ивашкиной матушке пришло на ум выдать замуж Анриэтту. Та была, на ее взгляд, баба в самом соку, да еще красавица. Но Анриэтта откровенно скучала в Замоскворечье.

Найти утешение в рукоделиях и заботах о ребенке она не могла – ей недоставало привычных и волнующих кровь приключений. Анриэтта ошиблась, полагая, будто ей нужен покой. Два месяца тихой жизни, как в лирском бегинаже, ее бы вполне устроили, но Ивашка привез их с Денизой в Москву навсегда. По крайней мере до той поры, как помрет кардинал Мазарини.

Марфа Андреевна призвала двух опытных свах и держала перед ними такую речь:

– Сестрицы-голубушки, сыщите мне вдовца в годах, который уже старших своих поженил и замуж повыдавал, а хочет на старости лет жениться, а не блудом распаляться. Невеста-то у нас не больно молоденька, да и вдова. Собой хороша, приданого рублей с тысячу наберется…

Это Марфа Андреевна, зная, сколько было получено за бриллиантовый перстень и прочее добро Денизы, примерно посчитала, во что обойдутся украшения Анриэтты.

Свахи нашли двух почтенных старцев, но Дениза с Анриэттой догадались про эти затеи. Был неприятный разговор, женщины чуть не рассорились навеки, но очень вовремя были доставлены деньги от Ивашки с наказом: строить новый дом, чтобы там всем хватило места. Потом он и сам приехал, пробыл в Москве две недели, еще приезжал и уезжал. Очень хотел, чтобы у них с Денизой-Дарьей был сынок, но сразу сынок не получился.

Анриэтта сама не знала, чего хочет. Замужества? Так на Москве нет женихов, чтобы ее устроили. Домой, во Францию? Там и показываться нельзя. В конце концов ей стало казаться, что горница, в которой она жила, по московским понятиям отменно убранная горница, с перинами на постели толщиной чуть не в аршин, с пестрой изразцовой печкой, с новенькими образами в красном углу, с огромным сундуком для мягкой рухляди, не выдерживает сравнения с камерой в Бастилии: там в окошко Париж виден!