– А что, Борис Данилович, вы не могли оставить детей в лагере? – яростно прошипела Шкиляиха.
– Нас, Галина Николаевна, никто не предупреждал о вашем приезде, – ласково ответил Моржов, не оборачиваясь. – Если бы мы знали заранее, конечно, мы бы организовали общее построение с выносом знамени. Но сегодня мы живём по нашему обычному расписанию. В правилах лагеря не указано, что детей двадцать восемь дней нельзя выпускать с территории даже под надзором.
«А получайте по заслугам, – спокойно думал Моржов и про Манжетова, и про Шкиляиху, и про комиссию. – Ведь это всё придумали вы, а я только скромно пристроился сбоку. Без вас я ведь даже и украсть ничего не смогу. И поэтому вы мне доверяете. Правильно. Нельзя подозревать в человеке дурное, если человек вам пока не мешает. Думать про человека всякую хрень – плохо, недемократично, не по-христиански. В конце концов, это даже невыгодно! Выгодно думать, что ближний прекрасен, и можно экономить средства на охране от ближнего. Экономному – бонус! Пользуйтесь, господа!»
– А теперь нам направо, – указал Моржов Манжетову.
Манжетов притормозил у съезда на грунтовку.
– Я действительно не застряну? – ещё раз спросил он.
– Вы мне не доверяете! – обиделся Моржов.
Манжетов медленно поехал вниз по просёлку, по которому когда-то Моржов на раме велосипеда лихо свёз Розку, нахально заголив ей груди. Машина сползла со склона и остановилась перед деревянным мостом с дощатыми выкладками поверх бревенчатого настила.
– Ну что там ещё? – недовольно спросила гранд-Фёдоровна.
– Здесь колеи проложены для грузовиков, – пояснил Манжетов. – Если я поеду, то у меня два колеса покатятся прямо по брёвнам. А между брёвнами щели. Я застряну.
Моржов подумал и решил не щадить Манжетова.
– Можно переложить доски так, чтобы получились колеи для легковушки. Но перекладывать надо вдвоём.
Манжетов затравленно молчал, барабаня пальцами по рулю. Шкиляева, гранд-Фёдоровна и Люся-джуниорка ждали.
– Я не стану таскать эти грязные доски, – твёрдо сказал Манжетов.
– Александр Львович не станет таскать эти грязные доски, – повторил Моржов дамам, оборачиваясь в прозор между сиденьями.
– Неужели нам и тут не проехать? – спросила гранд-Фёдоровна уже по-настоящему усталым голосом.
– Не проехать, – подтвердил Моржов.
– Какое-то заколдованное место!
– Обычное российское бездорожье, – возразил Моржов. – Нужно пешком.
Гранд-Фёдоровна молчала, теребя кончики платка на груди.
– Если хотите, вы можете отсюда посмотреть на детей в бинокль, – спокойно предложил Моржов. – Их хорошо видно на пригорке. И Константина Егоровича с Дмитрием Александровичем видно. А ещё мы можем вернуться в лагерь и дождаться детей там.
– Во сколько они придут? – спросила гранд-Фёдоровна.
Моржов, как и любой житель Ковязина, знал, что электричка в областной центр уходит из Ковязина в семь. Следующая и последняя – в одиннадцать.
– Дети вернутся в лагерь часов в семь, – сказал Моржов. – В восемь у них ужин.
– Можно подождать… – робко предложила Шкиляева.
– Мы покажем вам собранные коллекции окаменелостей и гербарии. Таблицы спортивных соревнований. Вы посмотрите журналы учёта и дневник лагеря, – пообещал Моржов. – Это ведь важно. Это результаты нашей деятельности. Результативность деятельности педагогов – одно из требований объявленной реформы системы образования.
«Но в этом случае домой вы поедете в одиннадцать, а вернётесь в два часа ночи, – от себя добавил Моржов. – Установление истины требует жертв!»
– Я думаю, ждать не имеет смысла, – решительно сказала гранд-Фёдоровна. – Надо возвращаться в город. И без этого работы невпроворот. С вашим лагерем и так, в общем, всё ясно, хоть мы и не смогли встретиться с детьми.
– А что ясно? – не оборачиваясь, спросил Манжетов.
«Тойота» стояла на зелёном берегу перед старым бревенчатым мостом. Пять человек сидели в тесной машине.
– Ясно, что лагерь был организован плохо, но педагоги сумели справиться, – строго рассказала гранд-Фёдоровна. – Жалоба была обоснованна, но ситуация выровнялась. Не знаю, нужно ли кого-нибудь поощрять за всё это мероприятие, но и наказывать бессмысленно.
Манжетов грузно оглянулся через плечо в проём между сидений.
– И вы тоже так считаете, Людмила Сергеевна?
– Конечно, – на всю машину улыбнулась Люся-джуниорка.
– Дамы извинят меня, если я выйду и быстро покурю? – спросил Манжетов.
– Сигареты вас погубят, – ответила гранд-Фёдоровна.
Манжетов и Моржов вылезли из машины и закурили у капота. Моржов, отвернувшись, смотрел на дальнюю полянку. Там и сейчас словно горел невидимый костёр любви, в котором таяли очертания других двух мерцоидов – теперь уже его с Розкой. Моржов смотрел на мелкую реку и покатые горы, на высокое небо, расчерченное ласточками, и ему казалось, что он словно бы отстоял Троельгу от врагов. Не в физическом смысле, а в каком-то ментальном. Не дал испоганить счастье.
– Поздравляю, Боря, – сказал Манжетов.
– Благодарствую, Саша.
– У вас интересный метод, – помолчав, сказал Манжетов. – Но он годится только для вас.