Наконец произошел второй пробой. Уже не случайный, но выстраданный, долгожданный. Ага! Смысл дешевого, хотя по сценарию и делового, базара – ерунда. Роскошная обстановка жилища забугорного киношного коллеги – тоже. Его, Сатаны, хата и ванная комната не менее роскошны. Пожалуй, даже побогаче будут. Дух! Сам дух встречи, выражения лиц, жесты – вот оно! Тамошний пахан не позирует дешево, не работает на зрителя, проводя деловой базар во время мытья своего утомленного жизнью тела. Это не желание поразить своих шестериков или пусть даже деловых партнеров, не стремление унизить их, вставая перед ними во весь рост и запросто показывая им свою обвислую матню, не намерение произвести впечатление на кого-то... Все естественно. Естественно, и оттого прекрасно. Так надо. Господин, занимающийся интимным в присутствии холопов – что может быть более обычным, органичным! Римский патриций – и рабы, быдло. Все равно что заниматься сексом со своей супругой в присутствии собаки или кошки – разницы между животным и рабом не существует по определению. Более того, животное против раба имеет куда больше прав...
Пахан привстал в возбуждении, потянулся с хрустом старческих, примерно шестидесятипятилетней зрелости костей, прошелся босыми ногами по мягкому ворсу усеянного ромбической вязью персидского изготовления ковра. Вернулся на уютно-оздоровительной жесткости диванное место, потянулся к сигаретной пачке, дождался огонька, немедленно поднесенного лысым телохраном, жадно втянул дым.
– «Плей». Стоп. Назад. Годится. Вперед. Стоп. Замедленно. Годится. Назад...
Понравилось ему также и поведение тамошних шестериков. Не напрягаясь ни единым из лицевым мускулов, те воспринимали поведение своего пахана как должное. Начальник изволит базарить с ними, одновременно делая еще что-то. К примеру, играя в теннис или намыливая ту же матню. Так надо. Это не их дело – это воля пахана. Это естественно. Пахан может позволить себе базарить и одновременно курить. Чистить ногти. Поглощать порцию морской рыбы. Рыбы речной. Млекопитающего. Смотреть телевизор. В конце концов, мастурбировать. Лично, или пригласив для этого кого-то со стороны. Все нормально...
Сатана поднялся, хрустнул костями вторично, опять прошелся по пестрящему ромбами ворсу... Сигарета. Поднесенный огонек. Недоуменный взгляд недоумистого голочерепного. «Молчать, говорю, суч-чара!» Хруст шестидесятипятилетних костей. Ворс... Надо придумать нечто подобное, это укрепит его авторитет. Надо немедленно придумать что-то, только стократ более крутое, ведь он не какой-то паршивый латинос или, того хуже, кореец, никчемнее какового может быть только негр. Он российский пахан, а это гораздо выше, это обязывает. Думай, Сатана, думай...
Просмотр. Подъем. Хруст костей. Мягкий ворс. Сигарета. Огонек. Взгляд поблескивающего черепом уродца. «Молчать!»
– Принеси-ка еще одну пачку, – устало произнес пахан. Он недовольно взглянул на циферблат – прошло уже три часа, а он так и не придумал ничего дельного. Огромная телохранительная туша мягко и на удивление легко вскочила из кожаного кресла, прошествовала к антикварному комоду, выдвинула ящичек...
– Ты что мне принес! – в ярости заорал пахан. Он выпучил глаза, вглядываясь в сигаретную пачку, уголок целлофановой упаковки которой покрылся странным зеленовато-фиолетовым налетом. – Это еще что такое, – недоверчиво пробормотал он, приглядываясь боле внимательно.
– Простите, пахан, это совсем свежий блок, – виновато пробубнил телохранитель. – Получен на днях. Поставка прямая, непосредственно из Англии. Если прикажете, я этих поставщиков... – Он сжал кулаки, багровея. – Позвольте, я заменю. – Он протянул было пятерню к пачке, но пахан неожиданно шлепнул по ней ладонью, словно маленького ребенка за обеденным столом, еще не съевшего первого и потянувшегося сразу за сладким.
– Подожди, Череп, подожди, – с неожиданно миролюбивыми, почти отеческими интонациями проговорил пахан. – Он с интересом присмотрелся к сигаретной пачке, взял ее в руки, посмотрел на свет. – Экая интересная хуйня... – Он покачал головой, приблизил пачку к носу, принюхался. Затем колупнул плесень тщательно отполированным ногтем, осмотрел палец, принюхался теперь к нему...
– Вам плохо, пахан?
Сатана, не открывая глаз, раздраженно отмахнулся, не желая шевелить раковинами век. Он чувствовал, что сейчас произойдет нечто важное, сейчас его наверняка посетит какое-то озарение – так уже было однажды, очень давно, когда его осенила гениальная идея брать с ресторатора Шустера двойную ставку оброкообложения, потому как тот все равно еврей, а значит, человек, не в пример другим развивающимся кооператорам, куда более денежный просто по факту своего происхождения.
– Есть! Есть, твою мать!
Череп вскочил вслед за паханом и, запустив руку под объемистый пиджак, на всякий случай нащупал рукоятку пистолета.
– Что-то случилось?