Блокада

Когда она подошла к тому месту, где лежал немец, тот уже начал шевелиться и даже пытался приподняться и сесть. Опасливо поглядывая на лежавшего в нескольких метрах старика, женщина положила свой свёрток на снег и начала помогать немцу встать. Когда Бычков приблизился, немец уже стоял на ногах, а женщина обнимала его, периодически заглядывала ему в лицо, плакала и беспрерывно повторяла:

– …Спасибо вам, товарищ… Спасибо вам…

Девочка тоже молча стояла рядом, прижавшись к лётчику и крепко обняв его за ногу…

Выражение лица у немца было несколько отстранённое. На женщину он старался не смотреть, и, судя по всему, сосредоточенно пытался языком проверить наличие всех зубов во рту. К его синяку под левым глазом и разбитой губе добавилось несколько новых ссадин и разбитый нос. Впрочем, прежние повреждения были также заметно обновлены, и всё лицо лётчика было сильно перепачкано кровью.

– Спасибо вам, товарищ… – пробормотала женщина в очередной раз и обернулась к подошедшему Бычкову, – И вам, товарищ, спасибо… Спасибо…

Немец и Бычков коротко посмотрели друг другу в глаза. Они оба молчали, и это, видимо, показалось женщине странным – она недоумённо смотрела то на немца, то на Бычкова.

– Не товарищ он… – нехотя пробормотал Бычков слегка приподнимая ствол винтовки, которою он держал в опущенной руке, и направляя её на лётчика, – Фашист он…

Женщина, казалось, не сразу поняла услышанное. Ещё какое-то мгновение она продолжала обнимать немца, а потом резко отшатнулась от него. С расстояния пары шагов она несколько секунд внимательно разглядывала потрёпанную шинель без знаков различия, разбитое окровавленное лицо, повреждённую беспомощную руку засунутую за отворот шинели… Потом женщина решительно схватила свою дочку и одним рывком оттащила её от ноги немца. Тот стоял совершенно безучастно и даже отвернулся в сторону. С глазами полными ужаса женщина попятилась увлекая за собой ребёнка, подобрала свой свёрток со снега и, непрестанно оглядываясь, молча пошла прочь по тропинке. Очень скоро они скрылись за углом почти доверху занесённого снегом забора…

Бычков и немец снова остались одни. Короткий зимний день заканчивался, и наступали серые сумерки…

– Ну, что встал? – Бычков выразительно качнул стволом винтовки, – Пошли!

Немец невозмутимо повернулся и пошёл дальше, обойдя по небольшой дуге старика, который лежал прямо на тропинке. Бычков проследовал за ним, так же пройдя по глубокому снегу мимо тела. Он не знал, был ли старик мёртв или только ранен, он даже не мог вспомнить, куда целился, когда стрелял… Крови, во всяком случае, не было видно. Впрочем, если старик и был только ранен, на таком морозе жить ему оставалось недолго. Солдат как можно скорее проскочил мимо. В голове у него стоял какой-то нудный непрерывный звон, поташнивало, и никаких мыслей не было, абсолютно. Хотелось просто лечь где-нибудь в тепле, закрыть глаза и расслабиться… Бычков уже не соображал, куда он вёл немца. Сначала, да, у него был план выйти к руинам разбомбленной фабрики и расстрелять лётчика там, но свернув с нужной тропинки, они пошли в другую сторону, хотя, по-прежнему, к окраине посёлка. К тому же, уже очень скоро должно было стемнеть…

– Стой! – крикнул Бычков.

Немец послушно остановился. Слева, укрытые толстым слоем снега, возвышались высокие штабеля брёвен, сложенные тут ещё до войны. Справа расстилалось обширное поле, покрытое сейчас нетронутым белоснежным покрывалом. Далеко за полем тёмнел лес.

Когда затихли поскрипывающие в снегу шаги, и вокруг воцарилась почти абсолютная тишина, откуда-то из-за леса донеслись два едва слышных хлопка – где-то там был фронт.

Идти дальше особого смысла не было. Сначала Бычков хотел поставить немца возле брёвен – они возвышались заснеженной длинной грудой метра три-четыре высотой, и деваться фашисту было бы попросту некуда. Но тогда, если не сходить с тропинки, пришлось бы стрелять с расстояния в пять-шесть шагов, а это показалось Бычкову слишком близко. Не то, чтобы он боялся, что немец мог выкинуть какой-нибудь фокус… Впрочем, были все основания этого опасаться – ведь кто бы мог подумать, что раненый лётчик смог бы так быстро побежать за тем стариком схватившим ребёнка? Теперь же, когда у немца уже точно не останется никаких сомнений, что идут они не куда-то на допрос или в тюрьму, а на расстрел – он мог решиться и на самое отчаянное сопротивление… К тому же, Бычков совсем не ощущал себя готовым вот так, глядя в глаза застрелить человека. Конечно, это был фашист, виновный, возможно, в гибели сотен мирных жителей, но… Почему-то Бычкову хотелось отдалить этот момент, хотя бы на несколько минут. То, что он совсем недавно навскидку стрелял в того сумасшедшего старика уже начинало казаться ему каким-то сном. Да и было ли это на самом деле?..

– Давай туда! – Бычков решительно направил ствол винтовки в грудь немца и кивнул ему в сторону поля, – Иди! Пошёл-пошёл!