Блог «Серп и молот» 2021–2022

«Успехи нашего социалистического строительства, ускоренный темп индустриализации страны и социалистической перестройки сельского хозяйства ставят перед нами во весь рост задачу реконструкции вооружённых сил на основе учёта всех новейших факторов техники и возможностей массового военно-технического производства, а также сдвигов, происходящих в деревне…»

Т. е., сидите в своем наркомате по военным делам, товарищ Ворошилов, совсем там закисли и не идете в ногу ускоренным темпом за партией и индустриализацией вместе с сельским хозяйством, давайте уже заниматься реконструкцией вооруженных сил, чтобы наша армия в войну вступила вот такой:

«…производстве в год 122,5 тыс. самолётов, иметь в строю 36,75 тыс., а в круглых цифрах — от 35 до 40 тыс. самолётов. Столь большое число действующих самолётов настоятельно требует широкого внедрения авиации в стране… при нашей программе тракторостроения в 1932/33 г. в 197,1 тыс. шт. годичную программу танков можно считать в 100 тыс. шт. Если считать убыль танков в год войны равной 100% (цифра условная), то мы сможем иметь в строю 50 тыс. танков.»

Если учитывать, что за все годы ВОВ советской промышленностью было выпущено всего чуть более 116 тысяч танков и САУ всех типов вместе взятых, а в 1944 году, когда выпуск самолетов был самым большим, самолетов промышленность дала армии — 40 241, то можно понять, какими фантастическими выглядели предложения Тухачевского на 1930-й год.

И если Ворошилов сразу не позвонил в психиатрическую клинику с требованием направить карету с санитарами в штаб Ленинградского округа, то только потому, что в СССР самым большим специалистом по таким психам был… нет, не Бехтерев, а товарищ Сталин.

Решение наркомвоенмора сразу не выбросить в мусорную корзину этот «прожект», предварительно позвонив в штаб округа: «Вы там который день пьёте без перерыва на службу?!» — а направить его для оценки высшему политическому руководителю в стране, было абсолютно верным. Этот леваческий загиб в танках и самолетах мог являться отражением леваческого политического уклона в определенной среде армейского руководства. По сути, это был весьма прозрачный намек на изменение военной доктрины СССР… А время было очень опасное в плане очередного всплеска активности политической оппозиции, как правой, так и левой. Тем более, что «прожект» исходил из Ленинградского округа, а Ленинград тогда еще был основной базой троцкистов.

Ответ Сталина на предложения Тухачевского — это высший уровень троллинга:

«Тов. Ворошилову… Ты знаешь, что я очень уважаю т. Тухачевского, как необычайно способного товарища…»

На этом месте современные поклонники «красного Буонапарте»: сам Сталин его уважал за необычайные способности!

Да-да, и марксистом считал:

«Но я не ожидал, что марксист, который не должен отрываться от почвы, может отстаивать такой, оторванный от почвы фантастический „план“.»

Поклонникам этого маршала осталось «военного теоретика» еще и в теоретики марксизма записать. Иосиф Виссарионович вынес вердикт этому безумно-леваческому проекту:

«Я думаю, что „план“ Тухачевского является результатом модного увлечения „левой“ фразой, результатом увлечения бумажным, канцелярским максимализмом. Поэтому-то анализ заменен в нем „игрой в цифири“, а марксистская перспектива роста Красной Армии — фантастикой. „Осуществить“ такой „план“ — значит наверняка загубить и хозяйство страны и армию. Это было бы хуже всякой контрреволюции.»