Договорить он не успел. Вернулся Оскар. Не говоря ни слова, он подошел к столу и положил тяжелую цепь.
Крис присмотрелся. Старая ржавая цепь с какой‑то штукой на конце. Сердце усиленно забилось. Красные круги, как предвестники будущего приступа, замелькали в глазах.
– Это что? – спросил Стив. Он и сам не заметил, что говорит вслух.
– Я был в доме Карлоса! – начал Оскар. – Там камеры… в подвале. В этих камерах, на этих цепях людей держали! Как животных!
Джордан подошел к столу и внимательно осмотрел цепь. Два полукольца‑манжеты, размерами как раз с человеческую шею, длинная цепь с крепежом на конце! Господи, да неужели это…
– Джеймс? Тебе это знакомо? – спросил он. Вслух, чтобы и Оскар мог участвовать в разговоре.
– Да! Я долго носил это на себе! – тоже вслух ответил экс‑Паук. Такой разговор с самим собой мог бы показаться кому‑то смешным, только никто не засмеялся. Жуткая находка как‑то не располагала к веселью.
– Можешь говорить? – продолжал свой допрос чиплендец.
– Да! – На этот раз «да» прозвучало после некоторого раздумья и не так уверенно.
– Может, поведаешь нам, что там с тобой происходило? По спине прошла дрожь.
– Не знаю, – мгновение помедлив, Джеймс добавил: – попробую.
Нэнси Митчел, после того как ее в третий раз накрыли в притоне наркоманов, не могла не попасть в спецклинику. Это ее не испугало, не впервой! Нэнси временами и сама была не прочь полечиться, набраться сил, кровь помыть, почистить от той грязи, что в ней накопилась! Все равно клинику Нэнси покидала не тогда, когда разрешали врачи, а когда считала нужным она сама! Нэнси было всего семнадцать лет, из них шесть она употребляла наркотики и другой жизни не представляла и даже не догадывалась, что можно жить как‑то иначе.
Секс Нэнси тоже не интересовал, и если она и занималась им, то только чтобы обеспечить себя очередную дозу или занять в подростковой банде место поближе к ее лидеру. О своей семье она не вспоминала, она просто ее не помнила. Впрочем, как и семья о самой Нэнси. Отрезанный ломоть, одним словом.
Нэнси не догадывалась, как крупно ей не повезло на этот раз. В клинике к особо невоспримчивым к лечению пациентам решили применить новый, экспериментальный метод. Новый препарат, по замыслу его создателей, должен был мягко, без тяжелых ломок, заменить яд в организме наркомана.
Такие попытки предпринимались не раз и прежде, достаточно вспомнить историю появления героина. Или метадона. Но ведь надо же было что‑то делать! И на ком проводить эксперименты, как не на самых социально пропащих? Кому какое дело до прав тех, от кого не то что родственники, но и они сами от себя отказались?
Как бы то ни было, но Нэнси с девятью другими такими же законченными наркоманами оказалась в экспериментальном блоке под неусыпным контролем. Препарат, на удивление эффективный, пациенты‑наркоманы получали трижды в день. Однако врачи надеялись не только на химию. В дело включились нейрохирурги. Вскрыв череп наркомана, они выжигали участки мозга, которые в их среде было принято называть «центрами удовольствия». Согласно модной в то время теории, мало было снять физическую зависимость наркомана, оставалась еще и психологическая. Вот ее‑то и уничтожали экспериментаторы, выжигая клетки мозга.
Девять мужчин и одна женщина лежали в одном большом зале плотно обвернутые бинтами, прикованные к лежакам и обвитые датчиками и шлангами. Врачи, опасаясь непрогнозируемой реакции несчастных после операции, постарались полностью их обездвижить. Где уж тут было думать о побеге! Да никто и не рвался, больные просто не осознавали, что они такое и где находятся. Операция и трехнедельная терапия дали необходимый результат! Зависимость исчезла.
Но ненадолго! Стоило только кому‑то на улице предложить Нэнси привычную отраву по выходе из больницы, как ее рука тут же протянулась за ней. Она вообще больше ничего не помнила, ничего не знала, и ей было все равно. И все покатилось по наезженной колее. Эксперимент не удался. Наркотик оказался сильнее.
Все было как прежде, только наркотика стало требоваться больше. А значит, все чаще приходилось пользоваться слабостью мужчин и отдавать им свое тело. Банальная история, трагедия, случаюшаяся повсеместно и во все времена.