Близнецы-соперники

Фигуры застыли, голоса пропали. Пора возвращаться.

Виктор обернулся. Монах жестом указал ему на южную арку:

— Давайте пройдем в кабинет вашего отца. Он направился впереди старика в гостиную. Машинально — ибо ему совсем не хотелось воскрешать воспоминания — взглянул на мебель, неожиданно такую знакомую. Каждый стул, каждая лампа, каждый гобелен, камин и кресла были в точности такими, какими он их запомнил.

—Фонтин глубоко вздохнул и закрыл на мгновение глаза. Жутко. Он шел по музею, который когда-то был живой частью его жизни. В каком-то смысле это была жесточайшая пытка.

Он подошел к двери в кабинет Савароне; этот кабинет никогда не принадлежал ему, хотя именно здесь едва не закончилась его жизнь. Он прошел сквозь дверной проем, в который швырнули когда-то жуткую окровавленную старческую руку.

Если что и поразило его, так это настольная лампа и свет, который лился из-под зеленого абажура. Все было в точности так, как и три десятилетия назад. Картина впечаталась в память: свет этой лампы падал на размозженный череп Джеффри Стоуна.

— Не хотите ли присесть? — спросил священник.

— Сейчас-сейчас.

— Можно, я...

— Простите?

— Можно, я сяду за стол вашего отца? — спросил монах. — Я наблюдал за вашим взглядом.

— Это ваш дом, ваш стол. Я только гость.

— Но не чужой.

— Разумеется. Я говорю с представителем компании «Барикур, отец и сын»?

Старик священник молча кивнул. Он медленно обошел стол, выдвинул стул и опустил на него свое тщедушное тело.

— Не вините миланского адвоката — он не мог этого знать. «Барикур» выполнил все ваши условия — мы за этим проследили. «Барикур» — это Ксенопский орден.

— Мои враги, — сказал Виктор тихо. — В 1942 году в Оксфордшире находился лагерь МИ-6. Вы пытались убить мою жену. И многие безвинные люди погибли тогда.

— Решения принимались без ведома старцев ордена. Экстремисты всегда поступали по-своему, мы не могли их остановить. Но я не думаю, что вы принимаете такое объяснение.

— Не принимаю. Откуда вы узнали, что я в Италии?

— Мы уже не те, что были раньше, но какие-то связи и возможности у нас еще сохранились. Один из нас постоянно следит за вами. Не спрашивайте кто — я вам не отвечу. Но почему вы вернулись? После тридцати лет, зачем вы вернулись в Кампо-ди-Фьори?

— Чтобы найти человека по имени Гаэтамо. Энричи Гаэтамо.

— Он живет в горах Варесе, — сказал монах.

— И все еще разыскивает следы поезда из Салоник. Он объездил Южную Европу от Эдесы, всю Италию, все Балканы, вплоть до Северных Альп. А почему вы оставались здесь все эти годы?

— Потому что ключ к тайне находится здесь, — ответил монах. — Здесь был заключен договор. В октябре 1939 года я приезжал в Кампо-ди-Фьори. Именно я вел переговоры с Савароне Фонтини-Кристи, я отправил преданного монаха на том поезде — вместе с его братом, машинистом. И потребовал их смерти во имя Господа.

Виктор смотрел на монаха. Свет лампы падал на бледную иссохшую кожу и печальные потухшие глаза старика. Фонтин вспомнил вашингтонского посетителя.

— Ко мне недавно приходил грек и рассказывал, что его семья служила некой церкви способами, которых он не понимает. Не был ли братом того священника машинист по имени Аннаксас?

Старик вздернул голову — его глаза ненадолго ожили.

— Откуда вам известно это имя?

Фонтин отвел взгляд к стене и посмотрел на картину под изображением мадонны. Сцена охоты: люди с ружьями вспугнули стаю лесных птиц. И далеко в небе еще птицы.

— Давайте обменяемся информацией, — спокойно сказал он. — Почему мой отец согласился оказать услугу ксенопцам?

— Вам известен ответ. Он был движим единственной заботой: сохранить единым христианский мир. Он мечтал только о поражении фашистов.

— Хорошо, тогда почему тот ларец был вывезен из Греции?

— Фашисты — известные мародеры, и Константина представляла для них особый интерес. Об этом мы узнали по нашим каналам из Чехословакии и Польши. Нацисты обворовывали музеи Праги, вывозили имущество из скитов и монастырей. Мы не могли рисковать ларцом. Ваш отец выработал план его спасения. Блестящий план. Нам удалось обмануть Донатти.

— С помощью второго поезда, — добавил Виктор. — Который пустили по точно такому же маршруту. Но на три дня позже.

— Да. А для Донатти мы совершили «утечку информации» об этом поезде через немцев, которые тогда еще не осознавали ценности ларца. Они же искали сокровища — картины, скульптуры, произведения искусства, а не какие-то старинные рукописи, которые, как им объяснили, представляли интерес только для ученых. Но Донатти, фанатик, не мог подавить искушения: слухи о существовании рукописей, опровергающих догмат филиокве, ходили десятки лет. Он должен был завладеть этими рукописями. — Ксенопский монах замолчал: воспоминания были для него мучительны. — Интересы немцев и кардинала совпали. Берлин хотел уничтожить Савароне Фонтини-Кристи. Донатти же мечтал воспрепятствовать Савароне встретить тот поезд. Любой ценой.

— Но почему Донатти вообще оказался замешанным?