Близнецы-соперники

Ему вывернули руки из суставов, запястья сгибали до тех пор, пока не лопнули сосуды и алая кровь не проступила сквозь кожу. Наступали мгновения блаженной пустоты, которые обрывались размашистыми хлопками по щекам, приводившими его в чувство.

– Скажи! Скажи! – Слова эти превратились в сотни и тысячи маленьких молоточков, в эхо эха. – Скажи! Враг Христов!

И снова Виктор проваливался в пустоту. И сквозь темные туннели чувства он ощущал, что колышется на волнах, взмыв над землей. Он парил и в глубинах сознания понимал, что это значит: смерть рядом.

Ему сломали еще одну кость, но он этого уже не почувствовал. Ощущения покинули его.

Но слова, произнесенные откуда-то издалека, сверху, нараспев, он услышал:

– In nomine Patris, et Filii et Spiritus sancti. Amen. Dominus vobiscum…[10]

Его причастили.

И оставили умирать.

Потом он снова парил. Волны, воздух. И голоса, неясные, далекие, почти неслышные. И прикосновения. Он чувствовал эти прикосновения, и от каждого тело пронзала боль. Но это были не пытки. И голоса, звучащие вдали, не были голосами его мучителей.

Наконец размытые очертания лиц и фигур обрели четкость. Он лежал в белой комнате. Чуть поодаль он заметил сверкающие бутылочки с трубками, подвешенные в воздухе.

Над собой он увидел лицо. Лицо, которое, он знал, ему уже не суждено было увидеть снова. То, что осталось от его сознания, играло с ним страшные шутки.

Лицо было залито слезами.

Жена. Джейн прошептала:

– Любимый мой. Любимый. О Господи, что они с тобой сделали!

Ее красивое лицо было рядом. Ее щека прикоснулась к его щеке.

Боль ушла.

Виктора нашли обеспокоенные его исчезновением сотрудники МИ-6. Священники бросили его в машину, довезли до круглой площадки перед домом и оставили умирать в Кампо-ди-Фьори. Врачи не смогли объяснить, почему он все-таки не умер. Он должен был умереть. Его выздоровление затянется на многие месяцы, может быть, годы. И, по правде сказать, он никогда полностью не поправится. Но при должном уходе восстановится деятельность рук и ног, он сможет ходить, и это само по себе будет чудом.

К концу восьмой недели он уже мог сидеть. Он завершил свои дела с репарационным судом в Риме. Земля, заводы, все имущество было продано за семьдесят пять миллионов фунтов стерлингов. Но, как он и обещал себе, сделка не затрагивала Кампо-ди-Фьори.

Он сделал особое распоряжение относительно Кампо-ди-Фьори через надежного адвоката в Милане. Имение тоже должно быть продано, но он не желает знать имени покупателя. Были выдвинуты два строжайших условия: покупатель не должен иметь в прошлом никаких связей с итальянскими фашистами. И никоим образом не должен иметь отношение к какой бы то ни было религиозной организации.

На девятой неделе из Лондона по распоряжению своего правительства прилетел некий англичанин.

Сэр Энтони Бревурт стоял у изголовья кровати Фонтина, плотно сжав губы. Он смотрел сочувственно, но не без суровости.

– Донатти мертв. Он выбросился с балюстрады собора Святого Петра. Никто не скорбит по нему. Курия в наименьшей степени.

– Да, мне это известно. В конце – акт безумия.

– Все пятеро священников, которые были с ним, понесли наказание. Троих судили и приговорили к многолетнему тюремному заключению. Двое других отбывают пожизненный срок в Трансваале. То, что было совершено от имени церкви, привело ее отцов в ужас.

– Мне кажется, что слишком часто церковь терпит под своей сенью фанатиков, а потом с изумлением взирает на то, что те творят, и удивляется, что эти преступления вершились «от имени нашей церкви». Это относится не только к Риму. Пышные одежды часто затмевают цели, не так ли? Это относится и к правительствам тоже. Я жду ответа на свои вопросы!

Бревурт заморгал и в ответ на гневный взрыв Фонтина быстро, почти механически, сказал:

– Я готов сообщить вам все, что знаю. Мне дали инструкции ничего от вас не утаивать.

– Прежде всего меня интересует Стоун. Мне объяснили происхождение ордера на казнь. Но я хочу знать все остальное. Все!

– Вам очень точно все изложили. Я поначалу вам не доверял. Я был уверен, что, когда вы впервые прибыли в Лондон, вы просто решили ничего нам не рассказывать о поезде из Салоник. И я подумал, что вы сами попытаетесь начать поиски и играть ради своей выгоды. Мы этого допустить не могли.

– И Стоун докладывал вам о моих действиях?

– Обо всем. Вы совершили одиннадцать перелетов на континент и один в Лиссабон. С помощью Стоуна мы обеспечивали вам прикрытие. Если бы вы провалились, мы были готовы вести переговоры о том, чтобы обменять вас.

– А что, если бы меня убили?

– В самом начале такой риск был, и мы это учитывали, но потом перевесило то соображение, что вы можете дать деру и вступить с кем-то в контакт, так или иначе связанный с Салониками. И в июне сорок второго, после бомбежки в Оксфордшире, Тиг решил больше не пускать вас на континент.

– Что случилось в Оксфордшире? Этот священник – если он и впрямь был священником, – который направил на военный городок немецкие бомбардировщики, был греком. Из Ксенопского ордена. Ваша клиентура, надо понимать.