Дурацкий бзик, подумал он, это его пристрастие проверять время. Он знал, как его называют за спиной: «Секундомер Алек», «Таймер Тиг». Коллеги часто над ним подтрунивают. Он не имел бы этого пунктика, будь у него жена и малыши. Однако Тиг уже давно принял решение: ему при его профессии лучше не обзаводиться привязанностями. Он не монах. В его жизни были, конечно, женщины. Но только не брак! О браке и речи быть не могло: это помеха, препятствие.
Эти раздумья дали толчок более предметным размышлениям: о Фонтине и его женитьбе. Итальянец – идеальный координатор лох-торридонского проекта, и вот теперь появилась помеха – жена!
Черт бы ее побрал! Он сотрудничал с Бревуртом, потому что и в самом деле хотел использовать Фонтини-Кристи. Если бы любовная интрижка с англичанкой могла способствовать этому, что же, он не имел бы ничего против. Но это уж слишком!
А где теперь этот Бревурт? Вышел из игры. Ушел в тень, успев вытребовать у Уайтхолла[9] ради товарного поезда из Салоник невероятного.
Или он только притворяется, что ушел в тень?
Можно подумать, что Бревурт знал, как и когда вовремя избежать неизбежного поражения. Он уже не отдает никаких инструкций относительно Фонтина, теперь итальянец целиком находится в ведении МИ-6. Вот так-то. Бревурт словно намеренно стремится как можно больше отдалиться от итальянца и проклятого поезда. Когда ему доложили о проникновении ксенопского монаха в Лох-Торридон, он изобразил лишь незначительный интерес, посчитав случившееся вылазкой фанатика-одиночки.
Для человека, который убедил собственное правительство сделать то, что было сделано, подобное поведение было неестественным. Потому что ксенопский священник действовал не один. Тиг знал это, Бревурт тоже. Посол проявил слишком явное безразличие, его незаинтересованность была чересчур очевидной.
А женщина Фонтина? Как только она появилась на горизонте, Бревурт вцепился в нее как самый настоящий разведчик. Она была подарком судьбы. Ее можно было как-то использовать. И если бы Фонтин вдруг повел себя странно, если бы он стал искать или вышел бы на несанкционированные контакты, так или иначе связанные с поездом из Салоник, ее бы вызвали и дали инструкции: докладывать обо всем! Она же английская патриотка, она должна была бы согласиться.
Но никому и в голову не пришло, что они могут пожениться. Вот он – «развал любой ценой»! Инструкции можно давать любовнице. Жене – нельзя.
Бревурт воспринял эту новость с невозмутимостью, которая тоже показалась Тигу неестественной.
Произошло что-то, чего Тиг не мог понять. У него было неуютное ощущение, что Уайтхолл использует МИ-6, а значит, и его лично, терпя лох-торридонскую операцию только потому, что она может привести Бревурта к решению более важной задачи, чем подрыв промышленной мощи противника изнутри.
Снова этот поезд из Салоник.
Итак, реализуются два параллельных стратегических плана: Лох-Торридон и поиск константинопольских документов. Ему дозволили заниматься первым и не допустили ко второму.
Оставили работать с женатым разведчиком – что может быть хуже!
Было без десяти три утра. Через шесть часов он отправится в Лейкенхит с Фонтином и посадит его на самолет.
Человек с проседью в волосах. Словесный портрет, который не совпал ни с одной из тысяч фотографий и описаний, хранящихся в их архивах. Поиски, ведущие в никуда. Дюжина кадровых сотрудников МИ-6 сидит в архивах день и ночь. Агента, который обнаружит похожего человека, нужно будет не пропустить, когда будут составлять списки на повышение.
Зазвонил телефон. От неожиданности он вздрогнул.
– Алло?
– Это Стоун, сэр. Кажется, я кое-что нашел.
– Сейчас спущусь.
– Если вам все равно, я лучше сам к вам поднимусь. Просто бред какой-то. Я хочу поговорить с вами наедине.
– Хорошо.
Что же обнаружил Стоун? Настолько странное, что требует подобных мер предосторожности?
– Вот портрет, который был сделан со слов Фонтина и который он одобрил, – сказал капитан Джеффри Стоун, положив на стол перед Тигом карандашный набросок. Он неловко зажал под локтем конверт, с трудом удерживая его неподвижной правой рукой в черной перчатке. – Он не соответствует ни одному портрету или описанию в досье ни Гиммлера, ни других высокопоставленных немецких руководителей, ни в иных источниках, так или иначе связанных с немецкими, включая коллаборационистов в Польше, Чехословакии, Франции, на Балканах и в Греции.
– А в Италии? Как насчет итальянцев?
– Это стало первым предметом наших поисков. Что бы там ни говорил Фонтин об увиденном им той ночью в Кампо-ди-Фьори, он итальянец. Фонтини-Кристи нажили себе врагов среди фашистов. Но мы не нашли никого, ни одного человека, хотя бы отдаленно напоминавшего искомый объект. И тогда, откровенно вам скажу, сэр, я начал думать о нем самом. О его женитьбе. Ведь мы этого не ожидали, так?
– Так, капитан. Мы этого никак не ожидали.
– Крошечный приход в Шотландии. Англиканская церковь. Не то, чего можно было бы ожидать.
– Почему?
– Я работал в Италии, генерал. Влияние католической церкви ощущается там повсюду.