Кир прошел на кухню, налил воды прямо из-под крана в немытую кружку и выхлебал, не почувствовав никакого вкуса: ни ржавчины, ни остатков кофе, ни еще какой гадости вроде хлорки; сел на табуретку у стола, опасаясь, что ноги подогнутся. Он понимал необходимость таких просьб, он, подери его тварь, был рад такому ответу Арда, но стать для него палачом… и самое паршивое, не для него одного! Да сможет ли он после этого по-прежнему зваться человеком?
— Мы встретимся за гранью, даю слово.
— Счастлив тот, кто верует… — пробормотал Кир.
Ард покачал головой:
— Кто знает, Кир! Кто точно знает, как будет в посмертии.
Он вздрогнул, услышав такое сокращение, но и не подумал возражать.
— Ладно, посмотрим.
— Нет, так не пойдет, — серьезно проговорил Ард. — Клянись по всей форме.
— Я, Кирилл Агарев, человек… в крайнем, самом крайнем случае… — он говорил сбивчиво, иногда Арду приходилось подсказывать или поправлять, повторить все уже наговоренное гладко и без подсказок Кир не сумел бы, но этого и не требовалось. Когда он закончил, фанг низко склонил голову и опустился перед ним на колено.
— Это-то на кой?! — возмутился Кир.
Ард не ответил. Поднялся он также молча.
— Теперь собирайся… и делись уже, чем хотел, — сказал он, наверное, минуту спустя.
Кир сглотнул, но встал и поплелся к шкафу. Руки тряслись.
— Кажется, я знаю, как облегчить наше положение, но для начала я соберу вещи и попутно стану рассказывать тебе свои сны. Во всех этих гранях, посмертиях и законах Вселенной ты разбираешься лучше. Возможно, я попросту сумасшедший, поехавший мозгами на фоне мутации…
— Рассказывай.
Чтобы никого не провоцировать, Кир вначале намеревался оставить фангов внизу, но потом мысленно махнул рукой. В конце концов, если Борис Рытвин, он же Бобр, его выставит, то безразлично: одного или нет. Без Виктора Викентьевича также дело не обошлось. Кир никогда и никого не нашел бы в столь краткие сроки, если бы не он. Старик еще и подбодрил его, заверив, что если Борис и станет с кем разговаривать, то именно с ним.
Так себе дом, не из лучших. В подъезде воняло мочой и, почти не боясь, шныряли крысы. Вот чем чревато отсутствие кошек, а значит, и периметры дышали на ладан: все, кроме одной квартиры. Можно было не сверяться с адресом, чтобы убедиться, кому она принадлежала.
— Заходи, открыто, — услышал Кир, только собиравшийся потянуться к звонку, и тотчас: — Я, Борис Рытвин, человек, открываю для фангов, пришедших с моим другом, Кириллом Агаревым, свое жилище… сколько бы тех ни было, черт побери.
Голос у Бобра практически не изменился, а вот ругательства… Кирилл вздохнул и вошел.
Обычная «распашонка»: короткий коридор, проходящий мимо входной двери, с одной стороны упирался в крохотную кухню, а с другой — в средних размеров комнату. Из нее дверь вела в спальню. Вроде, прибрано. Еще совсем недавно Кир полагал, что для жизни в одиночестве большей жилплощади и не нужно, но отчего-то по сердцу царапали кошачьи когти. То ли дело было в неуловимом запахе, то ли налете запустения и безразличия, то ли и вовсе в тонких материях, в которые он все еще не верил. А когда он увидел Бобра, остановился, как вкопанный, и грязно выругался.
Ему должно было исполниться пятьдесят, но на этот возраст Бобр не выглядел. Моложавый. С узким скуластым лицом, с уверенным подбородком, выдающимся носом с едва заметной горбинкой, и глубоко посаженными глазами, казалось, прожигающими насквозь. Рытвин, пожалуй, смотрелся даже лучше, нежели в дни конфликта. Тем страшнее было видеть его в инвалидном кресле.
— Привет, Кир.
А он не мог произнести ни слова, стоял, смотрел и… клял себя самыми последними словами. Идиот! Все эти годы он пребывал в полной и абсолютной уверенности, будто живет хуже, чем прочие братья по отряду. Он не сомневался в их благополучии, не разыскивал, боясь показаться бедным родственником у ограды зажиточного дома. Так и представлялась старая детская-сказка: «Тетя, тетя кошка, выгляни в окошко». А Бобр в инвалидном кресле! Нет, даже не идиот, а скотина… самая настоящая!
— Отомри! — гаркнул Бобр.
Кир моргнул.
— Так-то лучше, — проворчал Бобр. — Давай, очухивайся уже, паря. Дать тебе по морде с целью привести в себя, извиняй, не смогу, постольку не допрыгну.
Кир выдавил неуверенную улыбку.
— За стол. Иди.
Кир кивнул, прошел к укрытой светло-голубой скатертью столешнице, на которой стоял чай, уже разлитый по чашкам. Количество совпадало — ровно пять: пара для хозяина и Кира, три для Эльдин, Арда и Ки-И-аса.
— Откуда?..
Даже если бы Виктор Викентьевич предупредил о визите, он не знал, будет ли Кир один или с кем-то. Мог предположить, но…
— Кир, на тебя опять рявкнуть? — разозлился Бобр. — Сидеть! Чай взять! Заткнуться до поры! Дай мне познакомиться, в конце концов. Это тебя я знаю, как облупленного.
Желания спорить не возникло. Кир сам не понял, как возник на стуле, схватил белую в красный горошек чашку и сделал пару судорожных глотков. У Бобра стояла такая же, но в синий. И вообще чаепитие казалось сошедшим с какой-то картины. Только он не мог припомнить, где ее видел.