Близнец Бешеного

— Единогласно! — удовлетворённо заметил Гудильников и повернулся к Серафиму. — Братва решила, что ты должен умереть! — объявил он и добавил с усмешкой, — Поверь, ничего личного!

— Может, сказать что хочешь напоследок? — ехидно поинтересовался Сыромятин.

— И скажу, — кивнул Серафим, поднялся со шконки и с печалью осмотрел каждого из своих «судей», — До этого момента я колебался: стоит ли мне вмешиваться в ход правосудия. Я фаталист и верю в Судьбу. Я уверен, что рано или поздно каждый преступник понесёт заслуженное наказание: либо по Закону мирскому, либо Божьему суду…

— Чего это я не догоняю: ты что, лекцию читаешь или последнее слово говоришь, перед смертью? — недовольно прошипел Сыромятин и спросил: — Может, ты нас в свою веру обернуть хочешь? — он нервно захохотал.

— Ага, хочет из нас ангелов сделать! — подхватил Тараньков, и все рассмеялись от его шутки.

— Ошибаетесь, попутчики мои нечаянные, — Серафим вздохнул и продолжил, — таких, как вы, никакая тюрьма не исправит и, если честно говорить, она вряд ли исправила хотя бы одного преступника. Да, я верю в Судьбу! И, как сказал ранее, я знаю, что рано или поздно Судьба вас накажет, но до этого сколько бед вы ещё можете натворить…

— Короче, Склифосовский! — оборвал его Сыромятин. — Надоело этот блевонтин слушать! Поверь, в свою веру ты все равно нас не обратишь!

— Это точно! — на полном серьёзе заметил Серафим. — Обращать таких, как вы, в новую веру — пустая трата времени, а потому я буду вас бить… Бить беспощадно, но не до смерти, чтобы не мотать за вас, гнид, срок…

— Ты кому угрожаешь, падла? — раздражённо выкрикнул Сыромятин.

Он вскочил со шконки: в его глазах было недоумение. С одной стороны Сыромятин чувствовал, что новенький вовсе не шутит, но его разум никак не мог принять того, что этот невзрачный парень, в народе про таких говорят: «от горшка два вершка», совершенно не боится шестерых вполне здоровых мужиков. Причём не просто мужиков, а мужиков, за спиной каждого из которых числится по несколько трупов.

— Не груби, — Серафим погрозил ему пальцем словно расшалившемуся ребёнку.

И вдруг Гудильников воскликнул:

— Братва, я всё понял: он надеется на свой гребаный гипноз!

— Всех загипнотизировать он всё равно не успеет! — угрожающе процедил сквозь зубы Сыромятин, вытаскивая из своего тайника заточку.

— Много чести будет затрачивать на такую шваль свои энергетические силы, — возразил Серафим. — Я вас голыми руками порву, как грелки!

— Ну, все, братва, он достал меня своими сказками! — не на шутку разозлился Гудильников, передёрнул мощными плечами, словно боксёр перед боем, и встал со шконки.

Словно по команде на пол соскочили и все остальные. Они встали полукругом перед приговорённым к смерти. Их лица были искажены злобой, их оскалы напоминали волчьи пасти. Они, несмотря на внутренние разногласия, сейчас, перед общей бедой, сплотились в единую стаю. Да, каждый из них боялся этого странного новенького, который, оказывается, знает про них все и может принести непоправимый вред их жизням. Каждого из них новичок загнал в угол, а загнанный зверь становится очень опасным. Опасным потому, что в такой момент его поступки совершенно непредсказуемы. У загнанного зверя нет выбора: сзади стена, впереди — смертельная опасность!

Тем не менее Серафим был настолько спокоен, что невозмутимо осмотрел каждого из нападавших. Безразличие прошло, он вновь ощущал себя бойцом, готовым к отражению любой атаки противника. К нему вернулся азарт настоящего бойца. Он жаждал этой схватки, жаждал сильнее, чем его противники. Его не смущало ни то, что их было в шесть раз больше, ни то, что кое-кто из них был вооружён заточками.

Как говорил старый японец: «ЧЕМ БОЛЬШЕЕ КОЛИЧЕСТВО ПРОТИВНИКА ПЕРЕД ТОБОЙ, ТЕМ СИЛЬНЕЕ ОНИ БУДУТ МЕШАТЬ ДРУГ ДРУГУ…»

Кроме того, мышцы Серафима застоялись от долгого безделья и требовали нагрузок.

— Не поскользнись на собственных соплях, Гудильников! — ухмыльнулся Сема, решив про себя, что именно с него, как с самого активного, он и начнёт.

Несмотря на то, что в этой стае не было вожака, они всё сильнее сжимали кольцо, однако никто из них не решался оказаться среди первых, кто нападёт. И только Гудильников, уверовав в свои силы после того, как новенький оскорбил его, опустил голову по-бычьи вперёд и бросился на Серафима.

Словно тореадор, приподняв руки с опущенными кистями вперёд-вверх, Серафим сосредоточился, сделал несколько пассов. Затем, чуть отклонившись в сторону, точным ударом не сильно ткнул Гудильникова за его правым ухом. Это был один из коронных ударов Серафима: из уникальной техники рукопашного боя в арсенале японской борьбы «Сикэцу-Дзюцу», среди профессионалов этот вид борьбы ещё называют «Невидимое касание смерти» или «Удар отложенной смерти». Это почти незаметное прикосновение было не сильным: от него не оставалось даже следа, но оно было точным, направленным…