— Что это было? — каким-то жалобным тоном произнёс он и тихо добавил, качая головой: — Да, не завидую тем, кто захочет тебя обломать, паря… Пожалуй, пойду, вздремну малость, — сказал он и медленно побрёл в сторону комнаты дежурных, нет-нет да оглядываясь с опаской на дверь, за которой находился странный новенький…
Прожив достаточно долгую жизнь, Филипп Никитович Суходеев впервые сталкивался с тем, чего никак не мог объяснить, и это заставило его всерьёз задуматься о таких сложных материях, как воля Человека, его неисчерпаемых возможностях и о сущности бытия…
Глава 15
НЕ ХОЧЕШЬ — ЗАСТАВИМ!
Сколько бы старый Никитич проспал ещё, неизвестно: его разбудил старший Кум:
— Просыпайся, Никитич, здоровье проспишь, — растормошил он старшего прапорщика.
— Как, неужели смена пришла? — встрепенулся Никитич, но тут же, вспомнив про новенького, взглянул часы, покачал головой и сказал: — Знаешь, Сергей Иванович, столько лет пашу здесь, чай с самого основания тюрьмы, но ни разу не видел, чтобы кто-то просидел в «стакане» более трех-четырех часов, а уже чтобы даже не вспотеть, не пить воды, не притронуться к пайке и даже в туалет не попроситься… и вовсе для меня полная загадка, — он тяжело вздохнул.
— Ты что, Никитич, про новичка говоришь?
— Ну…
— Он что, все ещё в «стакане»? — с удивлением воскликнул старший Кум.
— Вы же сами приказали на двое суток его запереть: уже вторые сутки пошли, — недовольно нахмурился прапорщик.
— Так пошутил я… был тоже был уверен, что он и трех часов не продержится… — с удивлением произнёс Баринов. — Думал, достанет вас своими жалобами, и вы его в камеру бросите.
— А я уверен совсем в другом… — тихо пробурчал старший прапорщик.
— В чём это?
— Сейчас мы откроем «стакан», а наш паренёк как свежий огурчик стоит и в ус не дует, а пайка все так же лежит нетронутой, — твёрдо проговорил Никитич.
— Ну, уж, ты и загнул, Никитич! — усмехнулся майор. — Двадцать шесть часов! — напомнил он. — Это тебе не хухры-мухры! Пойдём, проверим…
Тем не менее прав оказался старший прапорщик: Серафим продолжал стоять в той же самой позе, и на лице его не было ни капли усталости.
— Ничего себе! — воскликнул майор. — А ты не разводишь меня? Запер его перед самым моим приходом, а говоришь со вчерашнего дня…
— Да вы что, товарищ начальник, отродясь не врал и под старость Не собираюсь, — обидчиво насупился старший прапорщик.
— Не обижайся, Никитич, это я так, от удивления… — мигом ретировался Баринов и тут же перевёл разговор на другую тему. — Слушай, Никитич, а действительно угадал: пайка в целости и сохранности… Ну, что, молчун, ещё не утомился в одиночестве? — ехидно бросил он.
Серафим никак не среагировал и, как говорится, даже бровью не повёл.
Старший Кум обозлился и, чуть помедлив, приказал старшему прапорщику:
— Вот что, Никитич, пусть получит в каптёрке всё, что ему причитается, после чего отведи его… — майор задумался, в какую камеру на править строптивца.
— Сергей Иванович, можно сказать? — спросил прапорщик.
— Попробуй! — кивнул тот.
— Статья у него, конечно, тяжёлая, да ходка-то первая…
— И что?
— Может, в общаковую камеру его кинуть, к первоходкам? Пусть сначала пообвыкнется!
— Да ты никак чувствами проникся к нему? — зло усмехнулся майор.
— Жалко просто…
В этот момент опытный прапорщик, как ни странно, думал не о парне, а о том, что если его кинуть к бывалым зэкам, то те начнут с «прописки», а что им придёт в голову, неизвестно, и все может закончиться печально, причём он был уверен, что печально закончится для проверщиков. Почему так думал, он и сам не знал, но уже догадался, что этот новенький не так прост, как кажется с первого взгляда, а старший Кум явно этого не понимает…
Старый Никитич уже понял, что майор хочет просто сломать строптивого новенького.
— Кого, грабителя жалко? Не видишь, как этот сучонок издевается над нами? Даже говорить с нами ему западло! — было заметно, как майор заводит сам себя.
— Может, его к врачу сводить? — Никитич сделал последнюю попытку остановить майора.
— Его Петровна осматривала?
— Осматривала, — вздохнул Никитич.
— Какие-то распоряжение на его счёт давала?
— Никак нет…
— И в бумагах о его болезнях нет ни слова, а это означает, что парень симулирует! И сопровождающий его капитан подтвердил это! Под вольтанутого косит! — он повернулся к Серафиму и помахал перед ним указательным пальцем. — У нас такое не пройдёт! Не умеешь — научим! Не хочешь — заставим! В сто девятую его, Никитич! — приказал майор. — Там ему быстро мозги вправят! — добавил он и быстро пошёл прочь.
Старый прапорщик долго смотрел ему вслед в надежде, что майор передумает, но тот даже не оглянулся.
Дело в том, что сто девятая камера, рассчитанная на восемь человек, славилась своим беспределом на всю тюрьму. В ней были собраны самые отпетые уголовники: убийцы, насильники, к тому же они постоянно нарушали режим содержания. В неё не хотели попасть даже уважаемые авторитеты, имеющие вес не только в этой тюрьме, но и за её пределами.