Огромный детина бросается на противника, который едва ли не вдвое меньше его самого и кажется, что через мгновение он действительно размажет своего визави по стенке. И вдруг, противно всякой логике, мощная туша Коляна медленно заваливается на бетонный пол и распластывается на нём, широко раскинув руки. И в то же время его «хлипкий» противник спокойно стоит над ним и с сожалением качает головой.
— Как? — растерянно прошептал «старшой», — Как это ты сделал, земляк?
А третий недоверчиво усмехнулся:
— Ты что, Колян, поскользнулся, что ли? — он склонился над его телом и толкнул в плечо. — Эй, Колян, ты чего?
Но тот даже не пошевелился.
— Ты чего, Колян, гонишь, что ли? — Федор пощупал его пульс на шее. — Живой, — облегчённо заметил он и вдруг сорвал с себя маску и повернулся к Серафиму. — Это ты его? — догадливо воскликнул он, и в его голосе ощущался не только страх, но и восхищение.
— Я, — Серафим пожал плечами.
— Колян оклемается? — спросил «старшой».
— А куда он денется? Оклемается… минут через десять… а может, и более того… Я так думаю…
«Старшой» всё-таки наклонился над ним и пощупал пульс на его шее:
— Все в порядке: живой… — удовлетворённо заметил он и повернулся к Серафиму. — Я слышал о таком, но никогда не видел, — восхищённо проговорил он. — Так что ты говорил про Афганистан? Ты что, был «за Речкой»?
— Был и свою пулю там получил, — Серафим говорил так просто, словно речь шла о рутинном походе в магазин.
— Уважаю, — сказал «старшой» и представился. — Старший лейтенант Дорохин, Василий! — он протянул ему руку.
— Сержант Понайотов! — Серафим ответил крепким рукопожатием.
— Лейтенант Севостьянов, Федор, — представился и второй, пожал руку Серафиму.
Мой брательник «за Речкой» ногу потерял, — заметил вдруг старший лейтенант. — Ему ещё повезло: из его отделения только один он одну конечность потерял, двух других в клочья разнесло, всем оставшимся троим — досталось всего пять конечностей… — он тяжело вздохнул. — Ты не серчай на нас, земляк: не знали мы, на кого нас натравили… — Василий повернулся к своему приятелю. — Слушай, Федя, у тебя с собой твоя заветная фляжка?
— Конечно: как всегда! — с задором подмигнул Федор и вытащил из-за пазухи стальную фляжку. — Только на этот раз самогон в ней, — виновато заметил он.
— Хороший хоть? — поморщился Василий.
— Обижаешь, старлей: кто ж для себя плохой гонит? — и тут же горделиво воскликнул: — Первачок двойной перегонки!
— Градусов шестьдесят?
— Может, и поболе…
— Зажевать бы чем…
— А у меня сырок «Дружба» есть, — Федор вытащил сырок, осторожно развернул фольгу, затем достал из внутреннего кармана фляжку и протянул её старшему лейтенанту.
— Сначала афганцу, — возразил Василий и передал фляжку Серафиму.
— За знакомство! — подмигнул Серафим, сделал глубокий вздох, после чего глотнул из фляжки, выдохнул и весело крякнул. — Хорош первачок! — и только потом отломил кусочек сырка и вкинул его себе в рот, а фляжку протянул старшему лейтенанту.
— Твоё здоровье, земляк! — кивнул Василий Серафиму.
— И вам не хворать!
— За афганское братство! — провозгласил Василий, единым махом сделал хороший глоток, тоже крякнул, куснул от сырка и сунул его и фляжку Федору.
Как скажешь, старшой, — согласился Федор, хотел ещё что-то сказать, но махнул рукой и быстро приложился к фляжке, сделал глоток и тут же закашлялся.
Старший лейтенант усмехнулся, похлопал Федора по спине и заметил:
— Запомни, салага, никогда не разговаривай в трех случаях: во-первых, когда пьёшь, во-вторых, когда на бабе, в-третьих, когда в разведке! — нравоучительно проговорил Василий.
Перестав кашлять, Федор удивлённо спросил:
— Ну, с питием и разведкой понятно, но почему нельзя разговаривать, когда на бабе находишься?
— Здоровью можешь навредить, — хитро ответил Василий.
— Каким это образом? — не понял тот.
— А таким: назовёшь, к примеру, её другим именем и она тебе всю физиономию расцарапает! — старший лейтенант задорно рассмеялся.
На эту шутку Федор даже не улыбнулся: подумав секунду, он вдруг на полном серьёзе согласно кивнул:
— Если честно, то однажды со мною так оно и случилось… — он даже машинально погладил пальцами свою щеку.
На этот раз не выдержал, рассмеялся и Серафим, а вскоре хохотали уже втроём… Всем им было весело от одного и того же: не нужно было ломать друг другу кости.
Выпили ещё, потом третий тост, который провозгласил Серафим: афганский тост — за погибших.
— А ты знаешь, Понайотов, Колян-то тоже с Афганом связан, — неожиданно проговорил старший лейтенант.
— Каким образом? — спросил Серафим.
— Его отец, капитан Гранаткин, более пяти лет в Афганистане отбарабанил…
— Капитан Гранаткин? — тут же воскликнул Серафим. — Константин Ефимович?
— Не знаю отчества, но имя его, действительно, Константин, — подтвердил Василий и добавил: — Коляна-то зовут Николаем Константиновичем, а что?