Ребята переглянулись. Сидеть за одним столом с процентщиком не хотелось. С другой стороны, и повода отказать не находилось, скатерть хотя и скрывала стул от лишних глаз практически полностью, лишь ножки всё-таки предательски выглядывали внизу.
– Свободно? – переспросил ещё раз старик погромче и вдруг, резко сдвинув вбок скатерть намертво, как хватает рыбак за жабры долго сопротивлявшуюся большую рыбу, схватил стул за спинку и вытащил его на свет.
– Какая большая, сильная рука, – подумал Аарон.
– Могу я сесть на этот стул? Или вы кого-то ожидаете? – спросил он тише и мягче, словно разряжая обстановку после достаточно агрессивного разоблачения стула.
И уже казалось, он сам дал ответ, который нужно лишь поддержать и остаться свободными от его ненужной, мало того, отягчающей вечер компании, как Ариэль не выдержал напряжения момента и сдался:
– Мы никого не ждём, здесь свободно.
Яков и Аарон, словно сговорившись, бросили на Ариэля испепеляющие взгляды. Но было поздно. Старик уже вытащил стул окончательно, и, тяжело плюхнувшись на него, искал взглядом официанта.
К концу вечера стало ясно, что проводить время в компании старика не так уж плохо. Он сумел разговорить ребят, только узнав, что они американские евреи, приехавшие знакомиться с родиной предков. Рассказывал о большой волне переселенцев, хлынувших в эти места после второй мировой войны, об Арабских войнах, проблемах с водой, танкерах с нефтью под видом круизных лайнеров и ещё много того, что представляло для ребят живой интерес. Но холодок, возникший при первом впечатлении, ещё сохранялся.
В кафе «Швейля» вечером звучала задушевная еврейская музыка, которая в живом исполнении казалась ещё мелодичнее и честнее, чем на записях в ютуб, и ребята незаметно стали завсегдатаями этого места. Несколько раз к ним снова подсаживался дед Йоахим. Однажды разговор зашёл о его работе.
– Основные мои клиенты – это молодые арабские семьи. Они привыкли жить в кредит, забывая одну маленькую деталь: его надо выплачивать. Думают, весь мир им должен, но это не так. Могли бы попробовать хотя бы устроиться на работу, но это слишком большая жертва, пойти на такое может не каждый арабский мужчина. Зато когда приходят приставы, они же первым делом отсылают свою жену заложить золото и серебро, чтобы полиция не унесла телевизор. А я – я ставлю максимальный процент, может, хоть это их чему-нибудь научит, – начал заводиться старик.
– Но женщины, они же сами заложницы этой ситуации, оказываются между двух огней, – возражал Яков. – Неужели вы не понимаете, что этим причиняете им боль и страдания? А их дети могут недоедать.
– Молодой человек, это мой бизнес, и у него есть определённые правила. Не я прихожу к ним и навязываю свои услуги, они прибегают ко мне и умоляют взять их драгоценности под мои проценты. Вы бы видели, как иногда придёт такая, с двумя детьми на руках, в одну минуту девятого, и рыдает, умоляя меня не закрывать, принять её золото и выдать ей шекели. – Иоахим настолько разволновался, что хлопнул недопитым стаканом пива по столу и поковылял прочь.
Впрочем, через пару дней инцидент забылся, и старый процентщик, выпив несколько бокалов тёмного, пошёл на откровение.
– Я скопил неплохую сумму, – начал он, обращаясь к Аарону. – Она спрятана в надёжном месте, но это всё мелочи. Есть гораздо большие деньги. Я вижу их, чувствую, я даже чётко знаю, сколько – четыре миллиона двести восемьдесят девять тысяч шекелей. Давно у меня были эти деньги, можно сказать, что я держал их в руках, но потом они ушли от меня. Их украли. И с тех пор, а прошло уже лет двадцать, я каждую ночь, – тут он замолчал, подняв влажные от старости и слёз глаза к чёрному, ершалаимскому небу и что-то прошептал пересохшими губами, – каждую ночь вижу их во сне. Я знаю номер каждой купюры, знаю, на которой из них какие-то хулиганы нарисовали карандашом корову или осла, или сердце, поддёрнутое стрелой. Знаю запах каждой из них. – Он окинул собеседников мутным, подёрнутым пивной поволокой взглядом. – Ещё скажите мне, что вы, приехавшие из всемирного финансового центра, не знаете, что деньги пахнут по-разному. Если не знаете, я вам скажу: никогда нельзя перепутать купюру, пришедшую из пустыни Негев с банкнотой, долгое время крутившейся на рынке в Яффо. Первая пахнет песком, навозом и старыми колючками, вторая – пропитана солью, соком граната и запахом серого камня. Так вот, – продолжал он, – я знаю каждую из них, на запах, на ощупь, и я уверен, – тут он наклонился к середине стола, и ребята инстинктивно сделали так же, – что есть способ перевести их из сна, из моей памяти в реальную жизнь, а именно на счёт в банке. Не смейтесь, я не сумасшедший, я знаю, насколько сильно продвинулась сегодня наука, и знаю, что это деньги мои, и по самим законам мироздания они не могли уйти от меня навсегда.
Ребята переглянулись.
– Ну вообще-то… – начал было Аарон, но Яков вдруг энергично перебил его.