Через неделю у меня в кармане лежали билеты и ваучер на гостиницу, а ещё через несколько дней мы с коллегой пили кофе в аэропорту, ожидая посадку. Забавно, что полёт на Дальний Восток крадёт у путешественников ночь. Зайдя в самолёт около трёх часов дня, летишь семь-восемь часов и по логике вещей должен прилететь в одиннадцать вечера, но прилетаешь в шесть утра. Получается, что этой ночи в твоей жизни просто не было.
Несколько часов подряд электронная карта показывала внизу названия совершенно незнакомых населённых пунктов.
– Над чем мы так долго летим? – шепнул я на ухо коллеге, показывая на карту.
– Это материк Якутия, – улыбнулся услышавший мой вопрос пожилой мужчина с соседнего кресла. – По размеру не уступает Западной Европе.
Город встретил нас ясным октябрьским утром. Времена года на Дальнем Востоке смещены, и середина октября – период тёплой и солнечной осени, столбик термометра показывал плюс восемнадцать.
Непривычно было видеть советскую застройку на сопках, спускающихся к океану. Не зря в своё время генсек Хрущёв рассмотрел во Владивостоке отечественный Сан-Франциско и повелел построить в центре города фуникулёр. Всё время, пока мы были во Владивостоке, меня не оставляло странное чувство: я в России или не совсем? С одной стороны привычные дома, магазины, дороги, с другой – незнакомые модели праворульных автомобилей, развитая культура яхт, морская кухня, когда покупатели в супермаркете предпочитают не колбасу и сосиски, а осьминога, гребешки и мидии. Архитектурная доминанта верхнего города – католический костёл, а нижнего – лютеранская кирха.
Московскому уху непривычно слышать местные названия: полуостров Эгершельд, остров Шкота, пляж Шамора. И большое количество туристов из самых разных стран, отчего постоянно в зоне слышимости появляется иностранный язык.
Впечатлённые, мы отправились в первую клинику, которой оказалась Краевая больница. Корпус, где располагалась кардиохирургия, в конце девятнадцатого века строили выигравшие императорский тендер японские строители. На полу в предоперационной до сих пор уложена оригинальная плитка. Сама же операционная занимает эркер на первом этаже, за окном которого благоухает осенними ароматами уютный внутренний дворик. Кажется, если привстать на цыпочки, можно прямо с улицы заглянуть через закрытую ширмой половину окна и увидеть, как работает бригада.
– Так и было в лихие девяностые, – улыбается заведующий отделением. – Когда приходилось оперировать местных авторитетов, суровые ребята стояли во дворе и не стеснялись лишний раз заглянуть в окно.
– Правда, что в город иногда заходят уссурийские тигры?
– В сам город редко, а вот в пригородах периодически показываются. Заглядывают в частный сектор в поисках лёгкой добычи, недавно задрали корову на северной окраине.
– А леопарды?
– Эти красавцы обитают подальше, зато в Хасанском районе, у границы с Северной Кореей, леопард спокойно может выйти на дорогу перед машиной, рыкнуть для приличия и гордо спуститься в лес.
– У границы с Северной Кореей, – улыбнулся мой коллега. – Как необычно это звучит.
Владивосток – город великолепных мостов.
Один из них пересекает бухту Золотой Рог, второй ведёт на остров Русский, где несколько лет назад открылся новый кампус Дальневосточного Федерального Университета. Расположенный в кампусе медицинский центр ДВФУ стал вторым местом, которое мы посетили. Новая клиника совершенно не похожа на постсоветское лечебное учреждение. Но отличие не только в стенах. Здесь тоже чувствуется, что ты в другой русской галактике: прямо из операционной открывается шикарный вид на большую воду.
Завершая пятничную операцию, местные кардио-хирурги косились в окно на океан.
– Уже пробка на выходе из бухты, придётся потолкаться, – огорчённо сказал один из них.
– А мне ещё дневники писать, – вздохнул другой.
Я тоже посмотрел в окно – у мыса выстроились одна за одной с десяток небольших яхточек.
– Забавно, нас в Москве интересуют автомобильные пробки на выездных шоссе, а их затор на выходе в открытый океан, – подумал я тогда.
Единственным неудобством в нашей поездке стал поразивший нас беспощадный синдром джетлаг.