Ближе к истине. О «Принципах трансформации ума» Атиши

Цветок розы танцует на ветру, такой хрупкий и все же такой сильный, такой нежный и все же борющийся с крепким ветром, такой преходящий и все же такой уверенный в себе. Посмотрите на цветок розы. Вы когда-нибудь видели, чтобы цветок розы нервничал? Такой уверенный, абсолютно уверенный, как будто собирается остаться здесь вечно. Лишь миг существования – и такая вера в вечность. Он танцует на ветру, шепчется с ветром, дышит ароматом – а вы стоите рядом и задаете вопрос: «Для чего все это?»

Вы влюбляетесь в женщину и задаете вопрос: «Для чего все это?» Вы держите за руку свою возлюбленную или своего друга и спрашиваете: «Для чего все это?» И, возможно, вы по-прежнему держитесь за руки, но теперь жизнь исчезла, ваша ладонь мертва.

Задайте вопрос: «Для чего это?» – и все будет разрушено. Позвольте мне сказать вам, что в жизни нет цели. Жизнь – сама по себе цель; это не средство достижения какого-то результата, она сама по себе результат. Птица в полете, роза на ветру, восход солнца утром, звезды в ночи, мужчина, влюбляющийся в женщину, ребенок, играющий на улице… цели нет. Жизнь просто наслаждается сама собой, получает удовольствие от самой себя. Энергия выплескивается через край, танцует без какой-либо цели. Это не представление, это не бизнес. Жизнь – это любовное приключение, поэзия, музыка. Не задавайте уродливых вопросов вроде: «Для чего это?», потому что, задавая их, вы немедленно разрываете связь между собой и жизнью. Свою дорогу в жизни нельзя замостить философскими вопросами. Философию придется отставить.

Будьте поэтами жизни, певцами, музыкантами, танцорами, влюбленными, и вы познаете подлинную философию жизни: Philosophia Perennis[16].

И если вы знаете, как жить… а это очень простое искусство. Деревья живут, хотя никто их этому не учит. На самом деле, они, должно быть, смеются, что вы задаете такие вопросы. Они, наверное, вообще смеются, что вы задали такой вопрос. Хихикают – а вы, может, и не слышите.

Все Существование нефилософично. Если вы философичны, то между вами и Существованием возникает разрыв. Существование просто есть, без какой-либо цели. И человеку, который действительно хочет жить, придется избавиться от этой идеи цели. Если вы начнете жить без всякой цели, с интенсивностью, полнотой, любовью и доверием, то когда придет смерть, вы будете знать, как умирать, – потому что смерть не конец жизни, а всего лишь ее эпизод.

Если вы познали все остальное, если вы прожили все остальное, вы сможете прожить и смерть. По-настоящему понимающий человек проживает свою смерть в той же степени, что и жизнь, – с такой же интенсивностью, с таким же радостным волнением.

Когда Сократу должны были дать яд, тот был в таком радостном нетерпении. Яд готовили во дворе. Собрались ученики Сократа, а сам он лежал на кровати, приготовившись, поскольку назначенное время близилось. В шесть часов, точно в момент заката солнца, ему должны были дать яд. Люди едва могли дышать: время постепенно приближалось к шести часам, и тогда этот прекрасный человек должен был навсегда исчезнуть. А он не совершил никакого проступка. Единственный его проступок состоял в том, что он говорил людям правду, был учителем истины, не шел на компромисс, не склонялся перед глупыми политиками. Таково было его единственное преступление; он не причинил никому никакого вреда. И Афинам суждено было вечно жить с этой утратой.

Собственно говоря, со смертью Сократа умерли и Афины. С тех пор к ним никогда не возвращалась их прежняя слава, никогда. Убийство Сократа было таким огромным преступлением, что Афины тем самым совершили самоубийство. С тех пор греческая культура никогда больше не достигала прежних высот. В течение нескольких лет что-то еще продолжалось – лишь как отзвук Сократа, поскольку Платон был его учеником, лишь отзвуком. А Аристотель был учеником Платона, отзвуком отзвука. Постепенно, постепенно, по мере того как затихли отзвуки Сократа, греческая культура исчезла из мира. Она знавала славные дни, но совершила самоубийство, убив Сократа.

Ученики были очень сильно обеспокоены, однако сам Сократ дрожал в предвкушении, совсем как ребенок, которого взяли на выставку и который сгорает от любопытства – ведь все кажется ему таким невероятно интересным. Он снова и снова вставал с постели, подходил к окну и спрашивал человека, готовившего яд:

– Почему ты медлишь? Уже шесть часов!

Тот ответил:

– Сократ, ты что, с ума сошел? Я медлю лишь для того, чтобы такой прекрасный человек как ты мог прожить чуть дольше. Я не могу тянуть вечно, но могу промедлить хотя бы столько. Чуть дольше, задержись чуть дольше! Почему ты так спешишь умереть?

Сократ сказал:

– Я познал жизнь, я прожил жизнь, я знаю вкус жизни. Теперь мне интересна смерть! Вот почему я так тороплюсь. Во мне пульсирует огромная радость – сама мысль, что сейчас я умру и смогу увидеть, что такое смерть. Я хочу узнать вкус смерти. Я испробовал все остальное – лишь одно остается неизвестным. Я прожил жизнь и познал все, что она может дать. Это последний дар жизни, и я очень заинтригован.