Блюдо шахиншаха

В ресторане сидели разные люди. Они по-разному ели и смеялись, говорили о разном. Но было в них и что-то неуловимо общее, объединяющее мужчин и женщин, офицеров и штатских. Желтым светом горели электрические люстры, отражаясь в бокалах, подносах, пенсне. Шторы на окнах были задернуты, хотя на улице еще совсем светло — июнь, и от этого особенно острым было ощущение мгновенного уюта, отединенности, призрачного равенства всех сидящих в этом зале посреди разоренного войной, пустеющего несуразного города. Ровный гул голосов висел над залом. Гул этот был серьезен, значителен. Он был совсем иным в те вечера, когда они сидели здесь с Костей…

Вскоре из боковой двери, которая вела наверх, в номера, появился Калугин — Андрей показал его Лере вчера вечером. Он был не один. Рядом шла молодая женщина в короткой синей юбке, такого же цвета жакетке и в маленькой круглой шапочке, похожей на каскетку. Шапочка была приколота к прическе длинной шпилькой с изображением попугая на конце.

— Да это же Лизочек! — шепнула Лера.

— Вы знаете ее? — спросил Андрей.

— Еще бы! Вместе учились в гимназии. Это Лиза, дочь доктора Федорова. У нее было прозвище такое — Лизочек!

В центре зала Калугин подхватил Лизу под руку и подвел к тому столику, где за бутылкой «Редерера» сидел молодой человек в зеленом пиджаке.

«Боже мой, ну где же я его раньше видела?»

Молодой человек встал, отодвинул стул для дамы, и Лера вспомнила, наконец: «У Желоховцева!»

Он уже одевался в передней, а они с Костей только зашли. Как же Костя называл его? Кажется, Михаилом, Мишей…

«Точно, у Желоховцева!»

Минут через десять молодой человек поцеловал Лизе руку и направился к выходу.

Андрей, перекинув папироску в угол рта, поднялся было, но Лера удержала его:

— Не ходите, не надо.

— Почему?

— Сядьте… Я его вспомнила. Он теперь в штатском, и я вспомнила. Костя с ним прекрасно знаком по университету.

Андрей прикусил мундштук, сел.

Зеленый люстриновый пиджак исчез за дверью, и тут же из-за соседнего столика вскочил, неловко откинув стул, длинный нескладный прапорщик.

— Деньги на столе, — сказал прапорщик подскочившему официанту и быстро прошел мимо Леры, на ходу надевая фуражку…

Левшой оказался убитый студент Сергей Свечников. Это подтвердил хозяин квартиры, где снимал комнату Сережа. И, размышляя, Рысин пришел к выводу, что именно Свечников и еще кто-то, более опытный, совершили ограбление Желоховцева.

Мог ли Трофимов вовлечь в это дело Свечникова? Поначалу казалось — вполне. И Свечников, и Трофимов знали друг друга, учились вместе в университете, были вхожи к Желоховцеву.

Но мог ли Трофимов расправиться со Свечниковым, как с нежелательным свидетелем и соучастником? Так жестоко, предательски… Тут Рысин однозначного ответа не находил, хотя в свою версию верил уже твердо: путь к похищенной коллекции профессора — это путь к убийце.

Впервые на плечи Рысина легло такое дело, и он посчитал своим долгом довести его до конца. Своими соображениями Рысин с комендантом не поделился. Несколько дней совместной работы убедили его, что Тышкевича занимало по-настоящему лишь собственное благополучие в сложной обстановке неотвратимого отступления. Говорить Тышкевичу о справедливости, о том, что должен быть пойман и наказан опасный преступник, — это вызвать очередную иронию в свой адрес…

Рысин целый день просидел в комнатушке Сергея Свечникова, перебирая оставшиеся после него вещи и особенно интересуясь записями. Рысину повезло — он натолкнулся на дневник убитого студента. Изучая дневник, Рысин обнаружил, что примерно с месяц назад Свечников стал все чаше и чаше упоминать одно имя. Странным было то, что этот человек (так читалось в строчках и между строк) словно нарочно напрашивался в последнее время Сергею в приятели, словно нарочно все чаще и чаще искал с ним встречи. И это был не Трофимов…

Покинув ресторан, прапорщик Рысин шел за человеком в зеленом люстриновом пиджаке.

7

Федоров появился около пяти часов.

Костя углядел его еще на улице и, быстро отомкнув входную дверь, притаился в темной прихожей, под лестницей Федоров дал два звонка, потом догадался потянуть дверь. Над головой у Кости посветлели проемы между ступенями.

— Лера! — позвал Федоров — Валерия Павловна!

Не дождавшись ответа, стал подниматься на второй этаж. Когда отскрипели ступени, Костя повернул ключ в замке, отрезая Федору пути к отступлению, и тоже двинулся наверх. Он шел по лестнице, стараясь держаться у самой стены, и ступени под ним не скрипели.

— Лера, голубушка! Где вы? — взывал Федоров, переходя из комнаты в комнату.

Все это произошло стремительно — одна дверь, другая, третья. Ритм стен, косяков и притолок, странное ощущение распадающегося на комнаты пространства — словно крокетный шар катится через воротца.

Федоров обернулся. Удивленно, по-птичьи, свесил голову набок:

— Я ищу смотрительницу музея…

Он произнес эти слова вдумчиво, с придыханием. Их можно было истолковать примерно так: я честно объяснил свою надобность и теперь жду от вас того же, откровенность за откровенность.

— Вы меня не узнаете? — спросил Костя.

Они встречались мельком года два назад.