Он поспешно встает и протягивает мне руку. Я ее пожимаю. У него сухая, твердая рука. Вижу, как мучается этот гордый, величественный человек, ему стыдно, что он опустился до того, что клянчит чьей-то компании, он чувствует себя как король, вдруг превратившийся в нищего. А мне стыдно, что я не могу — не желаю — ему помочь. Но он — воронка, и я не хочу, чтобы меня засосало.
— Я пойду. Всего хорошего, Фрэнки.
— И вам, мистер Батсон.
— Харри.
— Харри.
Он встает и выходит в поздние летние сумерки, оставив каталог на стуле. Я смотрю на глянцевую обложку. На ней остался отпечаток его пальца.
Минут пять я сижу неподвижно, а потом снимаю телефонную трубку.
Глава семнадцатая
ЧБСИ?
Сначала я позвонил Колину. Я беспокоился о нем. Мама сказала мне, что его матери стало хуже. Ведь если Оливия Берден не может обойтись без Колина, логично предположить, что и ему без нее туговато. Более того, я позвонил ему два раза, оставил сообщения, но он так и не перезвонил. Неужели
В то утро он
— Фрэнки, привет!
— Колин! Как поживаешь, дружище?
— Отлично. Отлично.
— Послушай, мне очень неловко… я не хотел… тогда в гольф-клубе…
— Фрэнки, перестань. Все нормально. Забудь. Правда.
Мне сразу полегчало.
— Знаешь, Колин… давай встретимся. Я все-таки хочу объясниться. Извиниться.
Тишина в трубке.
— Колин? Ты меня слышишь?
— Да. Слышу.
— Ты видел Ноджа? Тони?
— Нет, я никого не видел.
— Вообще никого, что ли?
— Ну да. Так, с одним приятелем встречался, но ты его не знаешь.
— A-а, хорошо. Здорово, — пробормотал я, стараясь поскорее закрыть эту тему.
Снова тишина. Я видел некоторых приятелей Колина. У него их много, и задерживаются они ненадолго. Он бывает на всяких компьютерных тусовках. Эти парни все зануды, неудачники, помешанные на компьютерах. Надеюсь, он не собирается нас знакомить. Разговорами о железе, гигабайтах, чипах и прочей хрени, которыми меня кормил Колин, я и так сыт по горло.
— Слушай, может, встретимся? Вдвоем.
— Хорошо, — отвечает Колин.
Достаю ежедневник: вся неделя занята. Я продолжал урабатываться до полусмерти. Окно есть только сегодня утром: я собирался встретиться со священником Церкви Всех Святых, в которой мы должны были венчаться с Вероникой. Ему очень не понравилось, что мы отменили всё практически накануне свадьбы, вот я и решил зайти, чем-нибудь умаслить его. Подкинуть денег на ремонт купола, на благотворительность, на сирот — короче, на что они там тратят. Он приятный человек, да и вообще торговцу недвижимостью не стоит портить отношения с представителями местной диаспоры. Я наметил встретиться с ним в понедельник между двенадцатью и часом. А от церкви до дома Колина всего ничего.
— А сегодня ты никак не сможешь?
— Смогу.
— Мне нужно встретиться со священником на Рэйвенскорт-парк. В двенадцать.
Опять молчание.
— С кем?
— Со священником. Ну, они в таких черных одеждах. Служат литургии, отпевают, все такое. И венчают.
— А…
— Может, мы с тобой после этого состыкуемся? В парке, скажем, в четверть первого?
— Хорошо.
— Пока, Кол.
— Пока, Фрэнки.
Разговор был три часа назад. А сейчас я еду по шоссе вдоль парка. Притормаживаю свой «бимер», паркуюсь, вылезаю из машины. И вижу Колина: сидит себе на скамейке, крошит хлеб голубям. Он один.
День прохладный, и в парке никого. Кроме одиноко сидящего на скамейке Колина. Вид у него даже хуже, чем обычно: одежда грязная и мятая, волосы немытые. Рубашка на нем явно не по погоде — с коротким рукавом. На лице щетина.
Он увидел меня и просиял. Тут же вскакивает и направляется ко мне. К моему изумлению, обнимает меня. Потом еще раз. Целует в щеку. Отступает на шаг и смотрит так, будто видит меня в первый раз в жизни. Пытаясь загладить неловкость ситуации, говорю:
— Привет, Колин. Роскошно выглядишь. Ты что, выиграл в лотерею?
Колин по-прежнему молчит. Просто кивает головой. Я чувствую себя еще более неловко и пытаюсь завязать разговор.
— Чем занимаешься?
— Да всем понемногу.
Я сажусь на деревянную скамейку, Колин все стоит.
— Так, значит, ты не виделся ни с Тони, ни с Ноджем?
— Нет, я виделся только со своим старым приятелем.
Мне все труднее продолжать разговор. В Колине появилась какая-то неприступность, и это заставляет меня дергаться. Я замечаю, что кусок старой краски прилип к руке, начинаю его отдирать.
— Забавно получилось, правда?
— Что?
— Ну, тогда, на гольфе.
— Да, забавно.
Это становится невыносимым. Я уже начинаю жалеть о том, что позвонил ему.
— Как мама? Все в порядке?
— Да, в порядке.
— Хорошо.
— Отлично.
— Вот и замечательно.
— Хотя… Все не
— Нет?
— Нет.
Он смотрит на меня, прищурившись. Глаза запавшие. Выглядит гораздо старше своего возраста, но так он выглядит уже лет пять.
— На самом деле ее забрали.
— Куда забрали?
— В больницу.
— Почему?
— Потому что у нее появились странности.
— Но ведь она… уже давно… то есть…