После сегодняшней игры я поехала домой и заперлась в своей комнате, зализывая раны. Я надеялась, что после некоторого отдыха шум затихнет. Но я все время ворочалась с боку на бок, не в силах его отключить.
Мы проиграли. Мы проиграли игру, которую должны были выиграть.
Это был не первый мой проигрыш, но он был самым тяжелым из всех, что мне когда-либо приходилось переживать.
Слишком много энергии текло по моим венам. Слишком много мыслей проносилось в моей голове.
Было слишком холодно и слишком темно для пробежки. Я чуть было не поехала в кампус и не отправилась в тренажерный зал. Вместо этого я решила помыть машину. Но когда все было закончено, меня все еще переполняла нервозность и неутолимая потребность двигаться. Казалось, что если я буду сидеть на месте слишком долго, то развалюсь на части.
Так что я перешла к мытью машины Стиви. Затем машины Лиз.
Этого должно было хватить. Я изгибалась всем телом в труднодоступных местах, чтобы почистить пластик и кожу. Протирала вентиляционные отверстия ватными тампонами. Убрала пылесосом крошки из щелей.
После долгого рабочего дня, после проигрыша, после «С» и пальто, от которого, вероятно, всегда будет пахнуть кофе, я должна была чувствовать себя измотанной.
Но в тот момент, когда я вылезла из «Субару» Лиз и встала, желание продолжать двигаться было сильным, как никогда.
Больше не было машин, которые можно было бы почистить.
У меня внутри все сжалось. Что теперь?
Этот вопрос прогремел у меня в голове так громко, словно я прокричала его в тишине гаража.
Это было важнее, чем мой следующий шаг. Чем следующие пять минут.
Что же мне теперь делать со своей жизнью?
Мое горло горело от острой, ноющей потребности заплакать. Я отказывалась плакать.
Последний раз я проливала слезы из-за проигранной игры в младших классах средней школы, когда мы проиграли чемпионат штата.
Мама разозлилась и по дороге домой отчитала меня за мои слезы. Она сказала мне, что плачут только проигравшие. Победители становятся лучше. Победители работают усерднее.
Я не стану плакать из-за сегодняшнего проигрыша. Не тогда, когда вместо этого я могу чистить машины.
Вот только машин больше не было.
Если только…
Обернувшись, я уставилась на стену гаража. За ней, за полоской травы, разделявшей наши дома, стояла грязная машина. Грузовик Торена был грязным как внутри, так и снаружи.
Предполагалось, что я буду держаться подальше от Торена. Держаться подальше, пока этот шум не прекратится. Но прежде чем здравый смысл успел меня остановить, я собрала свои чистящие средства, одной рукой сжимая бутылки, а другой держа охапку тряпок. Я сунула горсть ватных тампонов в карман своих спортивных штанов и вышла через боковую дверь гаража, направляясь к Торену босиком. Мои пальцы мгновенно замерзли от инея, покрывшего землю.
Я потянулась к ручке, ведущей в его собственный гараж, и медленно повернула ее, ожидая, что замок будет заперт. Но дверь распахнулась с легким свистом воздуха.
Облегчение было таким сокрушительным, что я застонала.
Стараясь ступать как можно тише, я вошла в гараж, закрыла за собой дверь и направилась к его грузовику.
Снаружи он был грязным, бока были покрыты засохшей грязью, что даже не было видно серебристую краску на нижней половине. Он отчаянно нуждался в мойке и воске, но сегодня вечером мне придется довольствоваться только мойкой, как и трем машинам у меня дома.
Я даже не смогу пропылесосить, но в тот момент мне было все равно. Поэтому я открыла заднюю дверцу, разложила свои принадлежности на полу и принялась за работу.
Я только закончила с задним сиденьем, как кто-то откашлялся. От этого звука все мое тело дернулось так быстро, что я ударилась затылком о крышу грузовика.
— Ой. —
Торен стоял в дверном проеме, ведущем в дом. Скрестив руки на груди, он прислонился к косяку. Его волосы были в беспорядке и торчали под странными углами. Темная щетина на его лице была достаточно густой, стоило мне прищуриться, и она превращалась в бороду.
На нем были черные боксеры и ничего больше. Каждый мускул его накачанного тела был на виду. Его взгляд метнулся к грузовику, затем снова ко мне. Торен не произнес ни слова, но выражение его лица говорило о многом.
Что, черт возьми, я делала?
— Я сегодня проиграла, — сказала я.
Он кивнул, как будто этого объяснения было достаточно, прежде чем оттолкнуться от двери и спуститься по двум ступенькам на цементный пол.
У меня перехватило дыхание, пока я ждала, что он проводит меня к выходу. Скажет мне идти домой и ложиться спать.
Только Торен не направился ко мне. Он пересек гараж и подошел к большому пылесосу, стоявшему в углу. Когда он подтащил его к себе, его колеса заскрипели по полу.
И когда мои глаза наполнились слезами, это было не потому, что я проиграла.
А потому, что я скучала по нему. Потому что каким-то образом этот человек понимал меня лучше, чем кто-либо другой в моей жизни.