— Может быть, это и есть скрытое благо, — сказал я. — Дело не в выпивке. Об этом мы еще поговорим. Но если в этом году твой тренер все-таки исключит тебя из команды или посадит на скамейку запасных, то, возможно, тебе нужна эта передышка. Если тебе это не нравится, остановись. Все в порядке. Мне все равно. Твоей маме будет все равно. Твоему отцу было бы все равно.
Его лицо исказилось, как будто мысль о том, что он уйдет, разобьет всем сердца.
Авель сильно изменился за последние четыре года. Он превращался в молодого человека. Но в тот момент он выглядел как тот печальный, сломленный мальчик, который держал меня за руку на похоронах своего отца и плакал у меня на плече, когда его мать стоически стояла перед толпой, чтобы поблагодарить их всех за то, что они пришли.
— Эй. — Я взял его лицо в ладони и прижался лбом к его лбу. — Это всего лишь игра.
— Моя машина испорчена.
— Это просто машина.
Он заплакал еще сильнее.
— Мне жаль.
— Я знаю. — Я притянул его к себе, чтобы еще раз обнять, и крепко прижимал к себе, пока Фейт не вернулась с медсестрой.
— Мы можем ехать домой, — сказала она, выглядя более измученной, чем за весь вечер, как будто стресс наконец-то прошел, и все эмоции иссушили ее.
— Я поведу. — Я встал и выудил из кармана ключи от грузовика.
Фейт прошаркала в комнату, подхватывая куртку Авеля, висевшую на стуле у его кровати. Она слегка улыбнулась сыну и протянула руку, чтобы помочь ему подняться на ноги.
Он сглотнул, когда встал, оказавшись на четыре дюйма выше своей матери.
— Мне жаль, мам.
— Я знаю, малыш. — Она заключила его в объятия и крепко прижала к себе.
Я проскользнул за занавески, чтобы дать им минутку побыть наедине.
Дженнсин стояла у ближайшей стены, обхватив себя руками за талию. Что-то в выражении ее лица заставило меня остановиться. Что-то твердое и настороженное.
Но прежде чем я успел спросить, все ли с ней в порядке, рядом со мной появились Фейт и Авель. Он держал мать за руку, словно она поддерживала его. Этот мальчик, вероятно, понятия не имел, что его мать была самым сильным человеком, которого я когда-либо встречал.
Она была сильнее, чем должна была быть.
— Готова? — спросил я.
Фейт кивнула.
— Спасибо, что пришли.
— Я отвезу вас домой, ребята. Дженнсин может взять мой грузовик.
— У нас все в порядке, — сказала Фейт. — Отправляйтесь домой.
— Ты уверена?
— Да. — Она улыбнулась Авелю. — У нас все хорошо.
Он кивнул, выглядя так, словно снова собирался расплакаться, но, когда она подтолкнула его вперед, он пошел рядом с ней по коридору мимо поста медсестер и пустых палат скорой помощи к выходу.
Я вздохнул, давление в груди ослабло, затем протянул руку Дженнсин.
Она оттолкнулась от стены и ухватилась за меня, затем мы вместе вышли из больницы. Когда мы забрались в мой грузовик, она стянула капюшон с головы, а затем сняла мою бейсболку.
Не было необходимости прятаться, когда мы были одни.
Дорога домой прошла в тишине, тяжесть всего, что произошло сегодня вечером, тяжело давила на кабину грузовика. Не только авария с Авелем, но и все остальное.
Фильмы, которые она принесла с собой. Больница.
Тот поцелуй.
Мы нарушили все правила. Вечеринка в честь Четвертого июля — это одно. В этом случае я мог сослаться на неведение.
Но сегодня вечером? Все изменилось.
Что теперь? Что будет дальше?
У меня не было ответа, и я сомневался, что он был у Дженнсин, поэтому я не спрашивал. Я просто ехал по тихим улицам Мишна, пока не припарковался в своем гараже, и дверь за нами не закрылась.
— Спасибо, что поехала со мной, — сказал я.
— Не за что, — прошептала она. В ее глазах была такая печаль, что у меня защемило сердце.
— Что не так?
Она пожала плечами.
— Я слышала, что ты ему сказал. О футболе. Жаль, что у меня не было тебя, когда я была в его возрасте.
Она хотела, чтобы кто-нибудь сказал ей, что бросить волейбол — это нормально. Чтобы кто-нибудь спросил, нравится ли ей вообще игра.
В тот вечер, когда я нашел ее у себя во дворе после игры, в тот вечер, когда мы с ее отцом были в спортзале и смотрели, как она играет, она сказала, что подумывает об уходе. Этого ли она хотела?
За последние несколько недель я не выдержал и потратил слишком много времени на изучение волейбола в Гугле. Стэнфорд был одним из лучших университетов в стране, и у них была одна из лучших волейбольных программ. Почему она променяла такое образование, такой уровень игры на УШС? Мы были хорошим университетом, но не Стэнфордом. И она была так близка к окончанию, оставался всего один год. Так почему же она уехала из Калифорнии?
— Почему ты перевелась в этом году? — Это был вопрос, который я хотел задать уже несколько недель.
Был ли этот ход ее способом медленно остановиться? Не внезапным отказом, а постепенным выходом из игры?
— Потому что у меня не было тебя, чтобы сказать мне, что я могу уйти, — прошептала она.
— Ты же знаешь, что можешь. Ты можешь уйти.
— Пока нет. Я даже не уверена, что это то, чего я хочу.
И слишком мало людей спрашивали ее, чего она хочет.
Дженнсин выдавила из себя легкую улыбку и взялась за ручку двери.
— Прощай, Торен.