Мы не случайно употребили название Люксембург, хотя в послевоенные времена эти три страны упоминаются обычно вместе и даже в сокращенной форме: Бенилюкс. При этом о существовании заметной еврейской общины в третьем из этих государств нам неизвестно. Конечно, какие-то евреи есть («Где ж без их обийдеця!» — как говаривал батька Ковпак, видный советский военачальник), но обладают ли они такими чертами своеобразия, как евреи в Бельгии и Голландии, мы не знаем.
Еврейские общины на территории этих стран существовали исстари, и очевидно, это были ашкеназские евреи, общины которых то процветали, то подвергались истреблению и изгнанию, особенно во время Крестовых походов. Но потом территории нынешних Голландии и Бельгии — точнее, Нидерланды, Фландрия и Бургундия — стали частью Испанской колониальной империи. Несомненно, здесь появились сефарды, в данном случае в буквальном смысле — от слова Сефарад, то есть Испания.
Народы этих стран вели с испанцами упорную борьбу за освобождение, испанцы же отвечали традиционными для них методами: кострами инквизиции и казнями. Можете не сомневаться, что евреям тогда попало, и попало немало, что и сыграло впоследствии для них самую положительную роль. Мы имеем в виду то время, когда будущие Бельгия и Голландия добились-таки независимости. А евреев в это время начали изгонять из Испании и Португалии, и надо было искать новое место в широком недружелюбном мире.
Так вот, Голландия, где возобладал протестантизм, увидела в евреях не только искренний антииспанский элемент, но и антикатолический. А потому пустила испанских евреев к себе и предоставила определенные религиозные свободы: протестанты в тот период хотя и не дошли еще до свободы совести, но были уже на пути к ней.
Фламандцы (повторяем: до создания Бельгии было еще далеко), говорящие с голландцами на одном языке, но оставшиеся католиками и потому в общее государство не вошедшие, тоже ценили в евреях их тогдашние антииспанские настроения. Когда дело касалось испанцев, никакие другие соображения во фламандские головы не приходили. Поэтому евреев допустили и во Фландрию.
Все это оказалось весьма на руку тем евреям, которые для виду крестились в Испании или Португалии. Здесь можно было смело вернуться к вере предков. Но фамилии-то оставались. И какие! Звучные: д’Акоста (помните: Уриэль Акоста?), да Сильва, Кастро (кажется, вождь трудящихся Кубы здесь ни при чем), Франко, Карвальо, Перейра. Как, кстати, сохранился и испанский язык в той его архаичной форме, которая приводит в трепет филологов-испанистов.
Поэтому, когда, бродя по Брюсселю или Роттердаму, вы увидите табличку «Адвокат Ж.-П. Кастро» или «Дантист Перес д’Оливейра», не сомневайтесь: это тот врач, о котором вы подумали. И послевоенный посол Нидерландов в Москве по фамилии Тейксейра де Матос — тоже. Только первое имя надо читать по-португальски — Тейшейра, но, очевидно, за века в Нидерландах транскрипция изменилась. И первый генерал-полицмейстер Петербурга граф Дивьер — из этой же команды: его вывез Петр из Голландии, поставив, правда, условием креститься. Что молодой Дивьер, бывший пират, сделал с легкостью, но в их семье к этому привыкли, ибо дедушка его стал католиком в Испании; ну да не будем его судить — свою роль в русской истории он сыграл, а мы его вспомнили потому лишь, что говорим об именах, свойственных евреям Бельгии и Голландии. И, может быть, Люксембурга.
Бельгия — страна небольшая и как государство существует недавно, с 1830 года. До этого составившие королевство земли прозывались и герцогством Бургундия, и графством Фландрия, и графством Брабант, и прочая, прочая, прочая. Часть нынешней бельгийской территории подчинялась некогда французским королям, часть — входила в состав Нидерландов. Потому и говорят в Бельгии на двух языках: французском и фламандском, почти не отличающемся от голландского. А поскольку договориться между собой фламандцы и франкоязычные валлоны никак не могли (и отнюдь не только из-за разницы языков), решено было с конца 1960-х все в стране разделить по языковому признаку. И даже армию (представляете себе, сколь «огромна» армия этой крошечной страны, если с ней можно сотворить такое!): одни части — «французские», другие — «фламандские». Тут без курьезов не обойтись. Можно, к примеру, услышать историю о выпуске в офицерском училище. Курсанты — уже бельгийские офицеры, но служить им придется в разных частях. Полковник командует:
— Внимание, господа офицеры! Валлоны — напра-а-… а фламандцы нале-е… во!.. Лейтенант Кац! А вы что стоите, как засватанный?!
— Господин полковник! — отвечает лейтенант Кац. — А куда нам, бельгийцам?
Удивительно! Во-первых, Кац — и бельгиец. А во-вторых, и впрямь: куда ж податься бедному бельгийцу Кацу?
Ну, положим, ничего смешного в «бельгийскости» лейтенанта Каца нет, коль уж он является подданным бельгийского короля (с тем же успехом советский лейтенант Кац имел бы право называть себя — и быть — советским офицером).