Блики, или Приложение к основному

– А ты как думал… но. Ну а смеюсь-то: в девятнадцатом, под самый Новый год – уже по-новому… морозы стояли страшенные: вороны сыпались, как шавяки, – в воздухе мёрзли!.. налетел Портнягин с колчаковцами в помощниках на Елисейск, раздетыми нас, как чапаевцев же… но, кино-то видел?.. взяли… ага, кто-то и так – проснуться даже не успел. Посекли, сволочи, тогда много народишку. А кого не зарубили сразу, на Ислень после свели, в цепочки всех увязали – и в прорубь… налимов подкормить, те уж, поди, попировали… Кого так – верёвок-то на всех не набралось бы – из пулемётов покосили, мёртвых уже на льду в поленницы поскладывали. Сколь их, таких поленниц, потом, в водополицу, по Ислени к северу уплыло – жутко… льдину несёт – на ней поленница – ну, мать честная, что ты, парень!.. А мне грудь навылет – жив, видишь, – недошеверёдно… Лежу ночью в поленнице… я всё: поленница… ну как?… ну – штабель, что ли – одна язва… про людей-то как-то тоже, пусть и убитые, дак несуразно… и стонал ли, может, бредил ли, ли чё ли там, не знаю… А баба… Стародубцев был, купец, здесь-то всем у нас известный, ещё и золотишком промышлял… его работница, батрачка… сам-то он тутошний, яланский, его домов в Ялани было много… где магазин теперь, это ж его, и там, где ясли, и возле церкви, весь заулок почти что, где мастерские эмтээс… чё говорить, одно – имушшый был, не чета всякому, хоть и зажиточному… и в Елисейске сколько-то имел домишков… мужик смешной, чудаковатый, хоть и деньгой такою воротил, и собака у него была, стой на него, такая же, не наша – вроде из Англии её выписывал… морда – и до сих пор вот будто помню… по деревням вокруг народишку уйму укокошили, когда Колчак стоял, да и Портнягин поусердствовал – тот и особенно, по-свойски… свой своего – ну, ты же знашь… ещё и личные разборы… вон, в этой, в Чалбышевой, сорок человек, а где и больше, может, кто их когда подсчитывал… в Ялани, парень, – никого… один – в санях его – тот, правда, пьяный в сиську был… дядя Гришки Чеснокова… и тоже Гриша, тоже Чесноков, тоже охальник был порядошный… ехал, спал, в доху укутавшись… проверять стали, а он на них – увидел, спьяну, разбуженный – материться на них начал… всех Стародубцев отстоял, ну, откупил ли, я не знаю, не присутствовал при этом… потом – его… уже от наших… не дал народ его в обиду… здесь же тоже казачьё, и верховодили эсэры… из Ялани-то чуть ли не треть позже сгинула да и из Каменска порядочно – целые улицы пустыми оставались – под корень брали… это сейчас подзаселились, а то идёшь – и как-то плохо… на душе-то, хоть и её, души, вроде нет.

Похлопал Несмелов рукой по карманам галифе сначала, потом – гимнастёрки, потерял что будто, нашёл, не нашёл ли, непонятно, и продолжает:

– Ну так и вот, лежу я, как оно было-то, наверное, а баба… зачем она на берег заявилась – то ли сама чё по себе, то ли хозяева её за чем туда отправили… да, чё я! – требуху же полоскать – днём-то шибко никуда не сунешься: постреливают, и ночью тоже, конечно, но пореже, а она уж кратче, всё по задворкам, недалеко там… стон-то – стонал же я – услышала, и взапятки… но, и давай обратно чё есть мочи… я это после уж узнал, рассказывали, тогда-то чё я – без сознанья – парад пушечный устрой, дак не запомнил бы… Уж лично сам, ага, с помощником своим – жил у него в работниках какой-то его родственник, не знаю… Александра… не побоялся и стрельбы. Стонал-то кто – нашли меня среди убитых… уши-то там я отморозил, а вон, ничё вроде, как новые… в рогожку меня, бельё будто, завернули, ещё и шнурочком обмотали – и домой к себе на саночках… так всё и кажется, хоть и знаю только по чужим рассказам, что скрип полозьев будто слышал, потом ли уж себе всё напридумывал, но – как сейчас вот прямо – быват оно… Дом двухэтажный, негромоздкий, как сельсовет в Ялани вон – один к одному – тоже его же, Стародубцева, в ём он и жил, когда в Ялани находился, – с кирпичным низом, с палисадом, там только – не как здесь – чугунная решётка, у сельсовета-то – штакетник, и палисад там – целый огород… деревья были понасажены какие-то… Он и поныне там стоит и, вижу, вроде не пустует. Частенько мимо пробегать приходится – от милиции-то близко. И та – решётка – пока целая – как в Зимнем-то, её не своротили… Красивая – ковать умели… или их льют?.. А у него, у богатея, кто бы искать-то стал, никто бы и не сдогадался… к ним с уважением – ну что ты!

Раз теперь только – и не по всем, а сразу по карману гимнастёрки – хлопнул Несмелов свободной рукой, вынул из него пачку папирос, закурил, несколько скорых затяжек молча сделал, под ноги себе окурок опустил, каблуком сапога втиснул его в землю. И продолжает: