Как тут заснеженно, тихо, безлюдно – в Каменске ночью поздней в глухозимье, когда все спят, даже собаки, и шумят только неторопно падающие на село и беседующие при этом с воздухом или между собой хлопья да мыши, перебегающие от норы к норе стремительно, бывает так же, но ведь не в Каменске же я?.. ещё?.. или уже?.. нет, там иначе пахнет снег – небом… разве тот – враг?.. исключено… и сердце дрожью не сжимает мне, а страх – душа превозмогла… чуть потеплее бы ещё – и спи, свернись калачиком и спи, что я и делаю – и сплю… и сон не с ложью, но только как произнесу?.. а так: не дикий вовсе, не грозящий – чей давний ужас в памяти несу, на тот совсем и не похожий… это не память, Ося, это – батарея отопления, чугун не выдержал – рассыпался, как вдребезги стекло крошится ветровое в быстро несущемся автомобиле от удара в него камнем, на груду мелких и фигурных крошек – из них в мозгу моём мозаика сложилась – лежу теперь вот и любуюсь… и так, и этак, и вот так – а так, присмотришься, вроде и интереснее, и лучше: яснее лица проступают, ещё не снег бы – тот плавно, мягко, как зарничный свет, ложится на глаза, будто не снег, а – тени в яркий летний жаркий полдень листья берёзы мне на веки отсылают, напоминая мать… или: тайга, струящейся поверхностью сверкает небольшая речка, по берегам её взметнулись кедры ввысь, хвоя кедровая – и блики сквозь неё… или: полощет в плёсе женщина бельё – вода измята – солнце на пятна золотые разметало… кто это зычно так горланит – поёт задористо про боевое: по военной-де дороге шёл петух кривоногий, а за ним – восемнадцать цыплят, он забрёл в ресторанчик, чебуртыхнул стаканчик, а цыплятам купил шакалат-т?.. кто же это, кто? – голос щемительно знакомый – если не вспомню, разрыдаюсь… да кто же – он, конечно, Охра – и шрам пунцовый там, под ухом, как у солдата… с горном школьным за плечом, отбивает марш на барабане – в поход уводит отряд пионеров, затылком броским кличет и меня: айда, айда, Ванька, айда за нами, – но не подняться, не взлететь – в снегу – как в гипсе – тот уж схватился, зачерствел… но разве это он был – Охра?.. кто же тогда, если не он?.. это – Сивков?.. нет, не Сивков – Христос с пермяцким ликом… тот, полукровка?.. нет, не Христос, а – Йомали биарманландский… ну, так и что, придумал, злой Язычник?.. мог и не спрашивать – и по улыбке самоедской мог бы догадаться… растолковать мне сон мой хочешь?.. за что же, боженько, за что?.. за то, что только в мыслях посягнул, за то, что только вознамерился?.. не отыскал ведь я страну твою Бирамию, не раскопал богатств её мифических, не приобрёл за них я золотого инструмента, не овладел его душой и не сыграл на нём мелодию, похожую на чёрную – с зелёными глазами – кошку… да и теперь мне этого бы стало мало, теперь нужна мне – топотунья… сон твой – зыбун… забыть бы, Йомали… бровями грозно тот: не сметь!.. забыть бы, Господи… Господь безмолвен… помню я всё, и это помню тоже: