Блеск клинка

— Только гордые люди из Европы стыдятся признаться в своей боли, эфенди Питер. Мы, греки, как и все соседние восточные народы, знаем, как ужасна боль. Вот почему у нас существует так много лекарств для успокоения боли, если ее нужно успокоить, и так много способов вызвать боль, когда нужно наказать дурного человека. Состояние вашей руки улучшилось, потому что вчера мы смочили ее холодной родниковой водой. Я рада, что боль уменьшилась. — Она еще раз попробовала напиток. — Кажется, это я буду крепко спать, напробовавшись вашего лекарства, — сказала она, улыбнувшись. — Оно все еще слишком горячее. — Пьер обратил внимание, что пар не поднимается от напитка. — Вам нравится здесь, в Трапезунде?

— Это необыкновенная страна, — искренне ответил Пьер. — Я ее пока мало видел. Большую часть времени, — добавил он со смехом, — я был без сознания или ужасно голоден.

— Вы сейчас голодны?

— Конечно, да.

— Я принесу чего-нибудь поесть.

— Может быть, лучше не надо. У вашего брата или у кого-то другого есть теория, что голодание — чудодейственное средство от лихорадки. Но, — с надеждой добавил он, — я не верю, что у меня лихорадка.

Она потрогала его лоб. Заботливая рука чувствует разницу температур, когда у человека жар; ее рука почувствовала, что у Пьера холодный лоб; Пьеру ее прикосновение показалось нежным и теплым. Он был уверен, что у него нет жара.

— Я тоже не думаю, что у вас жар, — сказала она. — Не пейте лекарство, пока я не вернусь. Оно действует быстро.

Пьер обещал, и она вышла из комнаты. Стражник дремал, сидя на корточках перед дверью.

— Франку необходимо еще лекарство, — сказала она. — Не беспокой его.

— Хорошо, леди Стефания, — ответил он, привстав и тут же снова сев на корточки. Во сне он видел богатого, слабого дворянина в лесу с прекрасной дочерью и мешком золота, и никого вокруг. Он беспощадно напал на них и потом день за днем кутил на их деньги в «Звезде Востока». Стефания вернулась со вторым бокалом, точно таким же, как первый, за исключением того, что в нем была ложка. Она улыбнулась при виде похрапывающего стражника и бесшумно перешагнула через его ноги. Она понятия не имела, что его сон обул его и ее в пурпурные императорские котурны Великих Комнинов.

Леди Стефания и бокал горячего мясного супа наполнили маленькую комнату ароматами мускуса и баранины. Пьер неуклюже ел левой рукой.

— Если вы не будете осторожнее, то прольете бульон на одеяло, — сказала она, — и выдадите мою маленькую измену. Разрешите мне помочь вам. — Она стала кормить его ложкой, и Пьеру ничего не оставалось делать, как смотреть на ее лицо и длинные, черные волосы. Эту часть своего заточения он находил вполне терпимой.

Потом она дала ему лекарство, которое было холодно как камень, и он сразу же заснул. Стефания вставила бокалы один в другой и посмотрела на спящего франка. Потом она отнесла бокалы на кухню, вымыла бокал из-под супа и пошла в свою комнату, и когда она молилась, то просила Святого Евгения, если он сочтет это разумным, немного повременить с выкупом сэра Питера.

Приятный эпизод с лечением закончился загадочным образом. Проснувшись на следующее утро, Пьер увидел в комнате горящую жаровню и услышал взмахи острого стального инструмента в руках человека дикого вида с густой бородой. Он точил инструмент с помощью кожаного ремня. Здесь же был сэр Теодор, по-видимому, в качестве свидетеля того, что должно было произойти. Пьер сел на кровати, сконфуженный и слегка встревоженный.

— Я рад, что вы, наконец, проснулись, сэр Питер, — любезно сказал Теодор. — Моя сестра, должно быть, крепко напоила вас. Скоро вам подадут кофе, если вы можете его пить.

— Я пил его прежде, — сказал Пьер.

— Нет ничего лучше кофе, чтобы прекратить действие снотворного. Потом вас должны побрить.

— О, — сказал Пьер, — наверное, это один из ваших обычаев.

— Это требование отца, — объяснил Теодор. — Граф почти слепой. Он видит пальцами. Он всегда желает знать, разговаривая с человеком, как он выглядит. Если он прикоснется к вашему лицу, он увидит вас. Конечно, он не всегда был слепым. Он говорит, что мир пустынен, полон голосов без лиц. Надеюсь, что вы не против, — извиняющимся тоном произнес он.

— Конечно, нет, — сказал Пьер. Он понял смущение Теодора, потому что ни греки, ни турки не любили прикосновений чужих людей. Эта странная восточная утонченность была совершенно чужда более суровым европейцам. — Мне очень жаль вашего отца. С ним произошел несчастный случай?

Человек прекратил точить бритву. Стефания, помешивавшая кофе над жаровней, с испуганным выражением поднесла пальцы к губам. Лицо Теодора застыло и он сказал:

— Должен сразу предупредить вас, сэр Питер: никогда не упоминайте о несчастье моего отца ни в разговоре с ним, ни с кем-либо еще в доме. Мы не говорим об этом.