Блеск и нищета Жанны Дюбарри

Если только слух о несчастье не распространился быстрее, чем бегает носитель сего письма, знайте, что Беарн только что подвернула лодыжку, поднимаясь со скамеечки для молений. Она рухнула на пол всем своим телом и весом, который мы неосторожно утяжелили сотней тысяч ливров. Теперь она не может ходить. Опасаясь, что об этом ужасном случае не станет известно, она так кричала, что с ума можно было сойти. Ее отнесли в покои и приставили трех хирургов, которые стали держать совет: накладывать гипс, делать примочки или отрезать ногу, чтобы избежать гангрены? Могу поспорить, эти господа будут менее глупы, чем обычно бывают врачи, и предпочтут ничего не делать и дать Беарн возможность в одиночестве переносить предполагаемую боль.

Версаль, 25 января 1769 года

(от Ришелье, д’Эгильону)

Крики вызвали стенания, которыми наша графиня огласила малые Кабинеты, они могли разорвать самое крепкое сердце. Никогда в Версале не слышали такого плача, за исключением дня, когда скончался великий Король, потому что стоны обеих наших дам, молодой и старой, нимфы и Горгоны, были вызваны горячими и искренними переживаниями.

Король думает вылечить Беарн длительным отдыхом в ее владениях, находящихся по меньшей мере в двухстах лье от Двора. Если эта мартышка в бриллиантах, по выражению Принца, считает лечение слишком радикальным и очень удаленным от салонов, где она может потерять свои сто тысяч ливров от Фараона, Король предложит ей сменить очаровательную мансарду во дворце на гнусные покои в башне Венсенского замка.

Париж, 25 января 1769 года

(от Шон, Жанне)

Моя бедная Жанна,

Я только что узнала об этом досадном происшествии. Несколько строк, которые я царапаю в моей комнате, где укладывается сундук, ты получишь за час или два до моего приезда. Жан-Батист намерен сопровождать меня в Версаль, несмотря на запрет там появляться. Он полагает, что сможет быть полезным.

Мы знаем, что церемония представления несколько раз откладывалась из-за простого невезения, а также из-за большого нежелания и хитрости графини Беарнской. Вынужденная оправиться от вывиха по специальному приказу Короля, изложенному в запечатанном письме, та встала с постели и начала совершать прогулки в портшезе, опасаясь, что никто не поверит в ее вывих. И вот она уже готова появиться при Дворе. Это произошло 4 февраля.

Именно в тот самый день Король в свою очередь неудачно упал с лошади во время охоты в лесу Сен-Жермен. Все опасались, что он сломал руку. В стане Шуазеля с удовольствием заговорили, что, без сомнения, Беарн вывихнула лодыжку из-за слишком подобострастного исполнения своих придворных обязанностей и развитого чувства предвидения. Однако рана Короля осложнилась. Боли стали еже более острыми, почти нестерпимыми. Рука продолжала опухать.

Беспокойство по поводу его здоровья утихло только через три недели. Потом еще две недели ушли на то, чтобы Король с рукой на перевязи смог вернуться к активной жизни. Наступил март. График проведения различных церемоний был расписан на полтора месяца вперед, включая, в частности, свадьбу герцога Шартрского[97]. 21 апреля наконец, когда все уже решили, что эта церемония так никогда не состоится и звезда мадам Дюбарри сильно поблекла, а все враги уже предвкушали ее неизбежное и скорое изгнание, Король объявил: представление состоится утром следующего дня.

23 апреля 1769 года

(от графа де Мерси-Аржанто, посла Австрии, императрице Марии Терезии)

Ваше Величество,