Блеск и будни

— Ну, разве она не красавица? — спросила Элли Мэй Уитни, мать Шарлотты, наблюдая, как кружатся в вальсе Джек и Лиза Кавана в бальном зале поместья «Эльвира». — Я благодарна Господу, что не из завистливых, иначе бы я позеленела от зависти, как гороховый стручок.

На нее взглянула Клемми Деври. Жену сенатора Пинеаса Тюрлоу Уитни даже с большой натяжкой нельзя было назвать красивой. Чего стоили одни лошадиные зубы и костлявые плечи. Обе женщины стояли около рождественской елки в углу комнаты.

— Не говорите глупостей, Элли Мэй, — сказала Клемми. — Вы так же завидуете Лизе Кавана, как и я, как и все остальные женщины в этом зале. А все мужчины с удовольствием удавили бы Джека, чтобы начать тут же ухаживать за вдовой. Неужели вы думаете, что я не вижу, как поглядывает на нее мой муж?

— Ах, Клемми. Билли Деври никогда и не подумает взглянуть на другую женщину, он без ума влюблен в вас.

— Еще как подумает. Вам когда-нибудь приходилось видеть такой жемчуг? Джек потратил на нее целое состояние. Он дико влюбился. Думаю, что это очень романтично.

— Ну, я-то думаю, что эта связь слишком неприкрытая и вульгарная, и если бы я не знала Джека как облупленного, то могла бы принять его за картежного шулера с речных судов. Моя тетка Минни слышала от своего кузена в Нью-Йорке, который недавно побывал в Париже, что новая миссис Кавана была… — она понизила голос до шепота, — наложницей французского императора.

Клемми, выглядевшая эффектно в бледно-зеленом платье с черной бахромой, молча закатила глаза.

— Элли, я бы действительно хотела, чтобы вы перестали распространять эти ужасные слухи, которые являются не чем иным, как сплетнями. Думаю, что Лиза приятная женщина. Ведь ее отец в конце концов был священником.

— У-гу. У Изабель Кларксон отец тоже был священником, а вы знаете, кем она стала. Что она вытворяла прямо в церкви своего отца!

— Элли Мэй, это так и не было доказано.

— Хотела бы я знать, почему ее выслали на полгода в Теннесси. Вы слишком миндальничаете, милочка Клемми. Ее служанка Дулси сказала моей служанке Делии, что Лиза Кавана на четвертом месяце беременности, и если посчитать дни, то почти что сойдется, если хотите знать. Меня нисколько не удивит, если миссис Кавана со своим воркующим английским акцентом в свою брачную ночь была уже беременна.

— Элли Мэй, вы поступаете не по-христиански. Больше того, вы ведете себя очень некрасиво. Этой несчастной женщине надо дать шанс.

— Ну, я повторяю то, что говорят все.

— От этого сплетни не становятся правдивее. О Господи, к нам идет Билли, и мне кажется, что он опять набрался.

Зал для танцев был полон танцорами, кружившимися под музыку оркестра мистера Макильхенни (оркестр рекламировался как восьмерка наиболее выдающихся и профессионально подготовленных музыкантов в этих краях). Музыканты сидели в одном конце большого зала, наигрывая новейшие мелодии, привезенные из Европы. При свете свечей сверкали музыкальные инструменты. Рождественский бал действительно превратился в большое событие в графстве Глочестер. Те несчастные, что не получили приглашения на этот бал к Кавана, маскировали свою досаду, заявляя, что никогда не захотят быть в одном зале с «этой женщиной», имея в виду Лизу. Очаровательная миссис Кавана, просто одурманившая Джека, породила настоящую бурю сплетен, которыми буквально захлебнулись местные кумушки. Общество в штате Виргиния было, пожалуй, одним из самых аристократических в Америке, но все равно удушливо провинциальным и ограниченным. Одежда Лизы, ее украшения, ее якобы бурное прошлое разделили местных жителей на два лагеря: за Лизу и против. Но Лиза нравилась Клемми. Она ей нравилась гораздо больше, чем Элли Мэй Уитни, у которой, на ее взгляд, был зловредный характер, а муж которой, видный сенатор, снискал известность своим жестоким обращением с рабами.

Билли Деври, держа в руке бокал, пробрался с той стороны зала, где на позолоченных стульях и креслах сидели женщины более преклонного возраста и чесали языки, и подошел к своей жене и Элли Мэй.

— Билли Деври, я же просилатебя не увлекаться спиртным, — негромко сказала Клемми. — Ты уже прилично нагрузился, а к столу пригласят только через час. Ты делаешь из себя посмешище…

Билли с глупой улыбкой на лице приложил к своим губам палец.

— Ш-ш-ш, Клемми. Не надо проповедей.

— Тогда поставь бокал и потанцуй со мной. Немного движений лишь прочистят твою голову.

— Конечно, любовь моя. Привет, Элли Мэй. Сегодня вы выглядите очень красиво.

Элли Мэй улыбнулась, обнажив свои лошадиные зубы.

— Спасибо, Билли, — поблагодарила она с миссисипским акцентом, который звучал гораздо «южнее», чем виргинский.

— И если хотите, можете взять мой бокал, — Билли сунул ей в руку бокал, потом пустился довольно нетвердо вальсировать.

— У тебя просто ужасно пахнет изо рта, — заметила Клемми, морща свой носик.