Блеск грядущего

Добравшись до последних слов, Орло подумал, что теперь может понять чувства ученых, когда он сам просил у них помочь ему.

Они чувствовали себя так, как будто не могли доверять Орло Томасу. Теперь и его мысли можно было сравнить с самым настоящим готовым взорваться паровым котлом. Но после недолгого раздумья все противоречивые мысли превратились в одно Большое Сомнение.

Нет, эта история не могла показаться ему совершенно неприемлемой.

Да, многое в ней было притянуто за уши, но не все было так уж невероятно, во всяком случае, объяснение, почему он стал членом Верховного Президиума Земли. (Как раз в этом логика имелась. Имелась.)

А вот попытка втянуть его в заговор по убийству диктатора совершенно не доходила до его сознания и понимания ситуации. Что самое худшее, его приглашал к сотрудничеству в совершении преступления человек, который мог быть самим Мартином Лильгиным.

…Это было уж слишком много для него.

Позднее он вспомнил, как Ишкрин рассматривал подобную дилемму буквально час тому назад или даже меньше.

— Я бы сказал, — осторожно начал Орло, — что все происшедшее за последние несколько дней поставило меня в тупик. Тем не менее, моя основная цель — остаться с победителем и, по возможности, сохранить себе жизнь…

Чуть позже, летя на самолете к Глюкенам, Орло думал, все еще дрожа, что, судя по внушенной ему программе действий, обедать с ним мог только Альтер Эго.

Но его беспокоило и другое. Если вся рассказанная ему история была правдой, что тогда?

…Но во всю эту историю поверил обманутый двойник. В свое время он был посвящен в многие правительственные секреты. Поэтому и сейчас он не видел повода, чтобы это не было правдой.

Тем не менее, это была ложь. И она требовала и дальше вводить в заблуждение. Именно так диктатор и поступил, он попросту обманул своего маленького двойника. Все остальное его не касалось да и, скажем прямо, не интересовало. Ужин в самый первый день. А сегодня обед. Все просто.

Председатель Лильгин всегда руководствовался тремя принципами: когда это было не очень важно, он всегда говорил правду со всеми мелкими деталями — это первый принцип; принцип второй — никогда не давать информацию или что-то серьезное, пока это не будет совершенно необходимо; и третий — при любой возможности приводить своих настоящих или потенциальных врагов в замешательство.

Орло был в совершеннейшем замешательстве, но тем не менее направился выполнять два своих совершенно бессмысленных поручения. Новая информация, полученная от двойника, и новые страхи совершенно подавили в нем его собственные теории.

Назад во дворец он добрался, когда было уже совсем темно, чувствуя себя последним дураком, озабоченный, несчастный, совершенно сбитый с толку и уставший. Единственное, что его грело, это мысли о Шиде, которая ждала его возвращения.

У него еще была робкая мысль снова повстречаться с Ишкриным. Но его дух уже не мог сопротивляться тяготам и испытаниям целого дня. Поэтому это так и осталось желанием.

В результате этого он так и не узнал о сражении в Коммуникационном городке между учеными и дворцовой охраной. И не только потому, что мог захотеть участвовать в этой бойне. Нет, Лильгин строго приказал задержать его. Тем не менее, ответственные за это офицеры были довольны, что он даже и не пытался.

Правда, здесь были и свои положительные стороны. Так сильно устав, он избегнул вечерней встречи, которая могла привести к самым неизвестным последствиям. Само его уклонение от встречи могло породить вопрос: А может ли юнец двадцати одного году спастись в подобном заговоре против него? Для самого Орло, который медленно брел в свои апартаменты ответ был, во всяком случае, сейчас, отрицательный.

Путающиеся в голове мысли слагались в простой вопрос:

— Если я на самом деле сын Мартина Лильгина, тогда я ни в коем случае не могу выступать против него.

В полночь, когда от Шиды не было ни слуху, ни духу, Орло, не раздеваясь свалился на кровать — несчастный, отверженный и совершенно сбитый с толку.

Он тут же погрузился в сон, граничащий с бессознательностью.

XX

Уже давным давно экспертами было установлено, что имелись специальные биоритмы, согласно которым, относительно которых и в режиме которых Хигенрот должен был проектировать свое программирование только что соединившихся сперматозоидов и яйцеклетки, которые, возможно, могли стать младенцем, ребенком и юношей.

С родившимся человеком не считались. По умолчанию было принято, что во время младенчества замыслы Хигенрота в нем проявиться не смогут.

Ускоренное изучение того, что уже было известно о биоритмах — а этого действительно было прилично — потребовало массы компьютерного времени.

Окончательное резюме звучало так: Третья из трех программ в полной мере проявит себя между 5:10 и 7:04 утра в день двадцатиоднолетия. Первые две проявят себя, скорее всего, в возрасте одиннадцати и пятнадцати лет.

Естественно, всем принимавшим в исследованиях ученым были предъявлены обвинения. В особенности же диктатор был рад тому, что исследователей можно было обвинить за то, что те указали двухчасовой разброс.