Блеск

Я сажусь, упираясь руками в матрац и стискивая пальцами одеяло. Бросив напоследок на меня взгляд, Дигби отворачивается и тихо выходит. Дверь моей клетки тихонько скрипит, закрываясь, и страж оставляет меня наедине с собой. Зажженные свечи в комнате – единственные мои спутники.

Сегодня вечером меня мог изнасиловать король.

Но этого короля закололи мечом в грудь совсем рядом со мной. Мои туфли пропитаны его кровью. Я до сих пор чувствую на шее его горячее дыхание. И эта ночь давит на меня. Давит со всех сторон. Каждое событие этого вечера давит на мой разум, он прокручивает все заново, разбирает каждую секунду. Снова и снова показывает мне случившееся с той самой минуты, как я проснулась, до этого мига.

И вот так я сижу долго, думаю, слушая град и ветер, задумываюсь, чем я оскорбила богинь в прошлой жизни. Или я просто укрыта здесь, в Шестом царстве, под покровом снежных облаков, которые никогда не рассеиваются, чтобы звезды не могли меня увидеть.

И весь последующий час я только и делаю, что размышляю над случившимся. С размазанной по обуви кровью погибшего короля и неглубокой раной на шее.

Глава 14

Меня вырывает из мыслей звук вставленного в замочную скважину ключа.

Раздаются шаги, и слуги один за другим заходят в мою клетку. Они деловито проходят мимо меня, направляясь в ванную и держа ковши, из которых поднимается пар.

Спустя минуту все молча выходят, клетка вновь закрывается, дверь в спальню захлопывается.

Я не поворачиваюсь, не двигаюсь – просто жду. И слушаю.

Чувствую спиной его взгляд, но держусь и непреклонно смотрю в окно, за которым бушует снежный шторм.

Наконец Мидас подходит, и его темная фигура останавливается в нескольких шагах.

С мгновение он ждет.

И хотя мне не видны его глаза, я чувствую, как он осматривает меня и останавливается взглядом на ране у меня на шее.

Мидас медленно делает три шага вперед и протягивает руку, держит ее передо мной, ждет.

Я не беру его за руку.

– Позволь вымыть тебя, Драгоценная.

Я смотрю ему в лицо. Но руки все равно не принимаю.

Его лицо выражает раскаяние.

– Я знаю, – хрипло произносит он. – Я знаю, но позволь мне объяснить. Позволь… я хочу обнять тебя. Позволь проявить заботу. Позволь помочь тебе, Аурен.

Эта медленно ползущая трещина от царапины в стекле обрывается. Ждет. Недоумевает.

Потому что в прошлом Мидас уже произносил эти слова: «Позволь помочь тебе».

Поэтому он использует их сейчас? Чтобы напомнить?

Когда я жила на улице, то днем спала, а ночью ползала по округе. Часто голодной. Всегда испуганной. Я слишком боялась что-то купить, к кому-нибудь подойти. Делала это только в случае крайней необходимости. Я блуждала в одиночестве, пряталась. Только так могла выжить девчонка вроде меня. Убедившись, что не очутилась в точно такой же ситуации, из которой сумела сбежать.

Плохие мужчины. Миром правили плохие мужчины.

И как бы сильно я ни старалась затаиться, стать невидимкой, это было невозможно. Не для меня.

Я знала, что не стоит слишком долго задерживаться на одном месте. Знала, но слишком устала. Вымоталась. Я совершила ошибку. Дала слабину. Я знала, что это вопрос времени, когда со мной в отместку случится что-то дурное.

Той ночью явились мародеры.

С факелами и топорами они захватили деревню, в которой я пряталась. Которую должна была покинуть несколько дней назад.

Они отнимали все до последнего гроша. Живших здесь фермеров ничто не могло спасти, они не обладали навыками выживания. У них не было даже оружия – только лопаты и вилы.

Я пыталась сбежать. Слишком поздно. Для меня было слишком поздно.

Меня вытащили из переулка и запихнули в телегу вместе с остальными женщинами, которых похитили прямо из их постелей.